Вовка благоразумно убрал звук в телевизоре, сам Апыхтин упал в кресло и, отвернувшись ото всех, глядя только в залитое утренним солнцем окно, продолжал разговор. Постепенно нотка недовольства исчезла, поскольку звонил вовсе не Басаргин, а другой его заместитель, Осецкий, и звонил по делу, которое Апыхтину было интересно. Теперь его начальственное положение определялось краткостью, немногословностью реплик.
- Да, - говорил он отрывисто. - Понял. И что же из этого следует? Ни в коем случае! Ну? Ну? Ну?
Конечно же, каждый понимает, что нужно очень остро чувствовать свое служебное превосходство, чтобы три раза подряд произнести в трубку довольно бесцеремонное словечко «Ну?», причем вопросительно произнести, тем самым требуя от собеседника пояснений, уточнений, новых подробностей.
Это происходило почти каждое утро - работа начиналась с телефонных звонков. Апыхтин не возражал, ему даже нравилось начинать день вот так - в халате, в кресле, закинув ногу на ногу, ощущая в себе не растраченные еще за день силы, наслаждаясь быстрым обдумыванием на лету всего, что сообщает прямо с утра его свита - свита председателя правления банка. Он видел, что соображает быстрее тех, с кем разговаривал, глубже и острее понимает возникающие сложности, сразу, буквально сразу находит решение правильное, грамотное, а когда требуется, то и достаточно жесткое.
Эта уверенность давала ему спокойствие - нет у него соперников, некем его заменить в банке, нет человека, который бы мог потеснить его, сбросить с кресла. И борода, и рост, и вполне приличная полноватость - все работало на Апыхтина, и он это прекрасно сознавал. Даже утренние звонки, которые вроде бы нарушали домашний покой, ему нравились: верные люди торопились доложить обо всем, что случилось за ночь, что могло случиться за день.
- Гони его в шею! - сказал Апыхтин, выводя разговор на финишную прямую.
- Уже, - ответил Осецкий.
- Молодец. Что Кандауров?
- Возникал.
- Что-то зачастил.
- Я тоже обратил на это внимание.
- Обнищал?
- Скорее оборзел.
Такой разговор нравился Апыхтину. Любое его слово, предположение, сомнение подхватывалось, развивалось, его настроение прочитывалось мгновенно, его желания угадывали по самым кратким замечаниям и не оспаривали. Кто-то мог бы в этом заподозрить подхалимаж, но его не было - Апыхтин и его замы были единомышленниками, споры между ними возникали чрезвычайно редко, поскольку за день они встречались много раз и утряска мнений происходила постоянно.
