Ливень прекратился, оставив по себе невообразимое благоухание свежести и чистоты, смыв собой все недостатки этого помойного места. Прогнившего и порочного до самого дна.
Они отправились прямиком в город, где толпы прохожих людей, наивно воспринимали их как представительных джентельменов, в их вычурных и пестрых нарядах.
Ле Грэйди всю дорогу продолжал детально инструктировать попутчика, который с каждым его очередным словом, сглатывал все чаще подступавшие к горлу спазмы и приступы паники, от которых он становился бледнее мела. Так они дошли к пункту назначения.
Невзрачное здание стояло в одном из центральных районов. Здесь было безлюдно, и тихо.
Нижний этаж был нежилым, и по словам Ле Грэйди, являлся тем самым притоном Шляпочника.
— Не думал, что сам ещё когда нибудь появлюсь в этом месте, — волнительно произнёс Ле Грэйди стоя у железной двери с окошком, из решетчатого узора.
Он постучал. За распахнувшимся отверстием, мелькнула уголовная физиономия, подозрительно вглядываясь в лицо вновь прибывшему нарушителю покоя. Распознав знакомое профиль, безмолвный страж поспешно впустил должника, тут же оградившись стальной броней от внешнего мира.
В край растерянный Ласло остался снаружи, так и не поняв до конца, что же произошло, и куда резко запропастился его новый знакомый.
Он нервно крутился на одном месте, перетаптываясь с ноги на ногу, поглядывая на потайной вход, который неожиданно поглотил его изобретательного товарища, и уже начал порядком замерзать и беспокоиться, когда тот наконец предстал пред ним, совершенно целым и невредимым.
— Послушай, я все уладил. Тебя там уже ждут, но с тобой я пойти не могу. Мне настоятельно рекомендовали исчезнуть и больше не появляться здесь. Придерживайся схемы, и все закончится быстро. Микрофон с тобой?
— Да, — ответил Ласло охваченный ужасом перед неизведанным.
— Ты не передумал? — оппонент отрицательно кивнул, — ну тогда вперёд. И помни ты спас не одну жизнь. Я рад был нашему знакомству, — то выражение, с каким он это произнёс, отождествляя свою обретенную свободу с чужой человеческой жизнью, без единого намёка на угрызение совести, потрясало Ласло и его устои. Но какая теперь разница? За этой кованной дверью, его ждала неминуемая смерть. И он сам пришёл сюда за нею.
Страж молча вёл его темными коридорами, с тусклым освещением. Проход спускался вниз и пролегал в глубокий подвал. Все было запутанно словно в бесконечном лабиринте мрачных кирпичных стен. Здесь под землёй, учащенный стук собственного сердца походил на бой барабанной установки.
