- За что же? - багровея, прорычал кузнец, поднимаясь во весь свой могучий рост. - Ты за что мне деньги предлагаешь, а?
- Известно, за Жара.
Петря, как подкошенный, плюхнулся на место. Даже вздохнул от неожиданности и облегчения. Враз отлегло от сердца.
- Тьфу! Сполоумел, леший! - Он рассмеялся. - Я подумал, ты девку запросишь в жены.
- На кой мне женка! Мне рыжко нужен! Тебе-то что пользы в таком резвом коньке, хороша и простая лошадка, а мне в дорогах верное подспорье. Уступи, брат.
Вдруг кузнец обиделся, встрепенулся, будто оса его ужалила.
- Чем же это моя дочка тебе не по нраву? - спросил, насупившись.
- Красавица твоя Улия, слов нет. Первая красавица, лучше не встречал. Достойна руки княжича, куда нам, голытьбе. И не жених я, сам знаешь. - Фомка подбрасывал монеты на ладони, надеясь их звоном соблазнить собеседника. - Мне приглянулся жеребец, о нем и речь.
- Деньги даешь большие, верно, только коня тебе все равно не видать. Улеб ему полный хозяин, не я, - сказал Петря. - Ты не первый заришься, всем отказ.
Парень спрятал монеты в кошель, угрюмо поднялся с бревна и направился к ухожам за избой, к скотнице, даже не взглянув на бугорок с товаром, возле которого все еще мельтешили белые повойники женщин, бойких, говорливых в отсутствие мужчин.
Поднялся и Петря, торопливо заковылял туда, где в дыму и жару кипела работа. На ходу грозно прикрикнул на женщин, дескать, довольно забавляться и бездельничать. Те врассыпную.
Легкий ветерок с реки играл трепетными клейкими листочками деревьев, вплотную окруживших сельцо. Крошечное стадо паслось на опушке, не приближаясь, однако, к лесной чаще, над которой не смолкали многоголосые хоры птиц, чуявших дикого зверя.
Радогощ, собственно говоря, расположился не на самом Днестре, а чуть в сторонке, на берегу небольшой протоки.
Повисли в лазури белые облака, опаленные снизу ранним солнцем. Чистая студеная вода прямых, как листья сабельника, ручьев рассекала душистый зеленый ковер, усыпанный желтками одуванчиков.
На выметенной, посыпанной к лету крупным речным песком земле скотницы стояло ведро с водой. Позади аккуратно сбитого стойла лежали, прислонясь к нижней жерди ограды, новенькие заступы-мотыки с сердцевидными «рыльцами». В узкой дощатой пристройке висели уздечки, потники и седла, глядя на которые, можно было подумать, что здесь обитает не всего-навсего один, а по меньшей мере полдесятка коней.
Улеб плавно водил гребнем, расчесывая гриву жеребца, приговаривал что-то, и конь-красавец косился добрыми, умными глазами на юного хозяина, будто понимал ласковые слова.
