12-го янв. в 11 час. вечера мои ямщики остановились перед чем-то вроде кофейни или общественного бильярдного зала этого городка; я осведомился через моего лакея-поляка, не знает ли кто-нибудь, где живет принц Линь (de-Ligne). Один из его людей как раз в это время играл на бильярде. Я велел его призвать. Он сказал мне, что его господин живет на вершине горы, в крепости, недалеко от князя Потемкина. Я попросил его проводить меня, но не желая, чтобы князь Потемкин мог спросить, кто явился, прежде нежели я повидаю князя Линя, и велел экипажу медленно подниматься в гору, а сам пешком последовал за ним в сопровождении слуги. На подъем в гору потребовалось полчаса. Наконец, я вхожу в крепость. Слуга вводит меня в дом, в две маленькие, скверные, довольно грязные комнатки: я нахожусь у принца Линя. Я попросил его камердинера известить его о том, что его заклинают немедленно возвратиться домой, в особенности я просил не давать никаких сведений об иностранце, который его ожидает. Через несколько мгновений пришел принц Линь. Не мешает напомнить, что он никогда не забывал тех, кто ему напоминал парижское общество, где он себя чувствовал лучше всего, и понятно, в таком случае, что он обрадовался встрече со мной, как если бы он меня безумно любил. Я объяснил ему в возможно кратких выражениях, что желание быть принятым в русскую армию или получить разрешение оставаться при нём, принце Лине, хотя бы и в своем мундире[2], заставило меня приехать к нему и преодолеть все препятствия, рассчитывая на его несравненную любезность и готовность меня поддержать; что я не имею никаких претензий и лишь желаю учиться и сражаться рядом с ним. Принц Линь обнял меня, поняв и одобрив меня прежде, чем я успел окончить фразу. «Останьтесь здесь», сказал он мне, «оправьтесь немного и ждите меня; надеюсь, что вы останетесь довольны мной и будете вознаграждены за ваше безумие». Через четверть часа я был уже умыт, причесан, напудрен и одет в красивую форму Королевского полка, готовый следовать за своим любезным ментором в генеральную квартиру, как я сопровождал его на балы в оперу, следуя его указаниям, всегда приятным в мирное время и блестящим в военное.
Принц Линь, деятельный в оказании помощи, счастливый и находчивый в средствах, которые он применял, пришел за мной через несколько времени видимо довольный тем, что хотел сообщить мне. Я последовал за ним. Мы прошли по крепостному двору, освещенному только белизной снега, печальный вид которого не мог подготовить меня к тому, что я увидел. Двое часовых у очень большого деревянного дома указали нам дверь, которую следовало открыть, чтобы достигнуть цели всех моих треволнений, сомнений, я сказал бы, и усталости, которую причиняет столь долгое и томительное путешествие в это время года, что тоже должно быть принято в расчет. Мы пошли в первую громадную залу, полную ординарцев различных полков и обер-офицеров всех родов оружия. Из этой залы был виден длинный ряд комнат, освещенных так, как освещаются комнаты во время пира в столице: в первой после залы комнате находились адъютанты и офицеры свиты князя; во второй лучшие музыканты-итальянцы исполняли великолепный концерт под управлением знаменитого Сарти
