— А на бильярде не было желания сыграть?
Редвуд усмехнулся криво:
— Если кто-то вам расскажет, что видел Эрика Редвуда с кием в руках — сразу задерживайте его как лжесвидетеля, сэр. Бильярд — это не мое. И карты — тоже. Вот если кун-фу или карате — я готов.
— Как вы его нашли, Редвуд?
— Как… Сперва я занят был. У меня там вызов № 1 был, «транзит». Это довольно долго длится, сэр. Закончил с ними, вызываю Мартина по рации — нет ответа. Я сел в свою машину и поехал его маршрутом. Сначала увидел, конечно, грузовичок. Потом — его, Мартина. Он лежал вот так, как сейчас. Пульс щупаю — не найду. Фонарик поднес к губам — стекло не тускнеет. Вызвал «Скорую», помчался встречать — иначе им не войти, во-первых, и нас не найти, во-вторых. Позвонил по команде. Грейслина разбудил. Вашего сотрудника — тоже.
— Что «Скорая»?
— Да я и сам понимал прекрасно, что им тут делать уже нечего, но не мог же я их не вызвать, сэр? Приехали, констатировали смерть. У Мартина был какой-то порок сердца — это я только сегодня вспомнил. Лекарства он пил. Говорить о болезни не любил, хотя я по должности знал об этом…
— Хорошо. К вам еще обратятся, если понадобится.
Потемкин и О’Рэйли отошли в сторону. Около тела уже возились эксперты.
— Что думаешь?
— Видимых визуально причин смерти нет, — сказал Лайон неуверенно. — Когда дело обстоит так, то статистически в семидесяти шести процентах случаев причиной смерти является заболевание покойника — явное или скрытое.
— А в остальных? Что твоя статистика говорит?
— Чаще всего — яд. Дальше — уже экзотика: психоделические воздействия и так далее… Можно пренебречь.
— Ничем, мой друг О’Рэйли, пренебрегать не надо. Ибо, — Потемкин с Лайоном, разговаривая, неторопливо обходили темную церковь, светя себе фонарями, — ибо, как говорил Вильям Шекспир: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»
— А дальше, шеф? — хитро улыбнулся О’Рэйли. И продолжил, не дожидаясь ответа: — «Но не об этом речь, друзья мои! Вновь поклянитесь милостью небес, чего б я необычного ни сделал: прикинулся, допустим, дураком иль кем еще, — меня не выдавать ни мимикой, ни жестом, ни улыбкой…»
— Если ты теперь знаешь поэзию так же, как статистику, — я сдаюсь! — поднял руки Потемкин. — Но где Глетчер?
Глетчер курил в стороне, вид у него был сердитый.
— Не решаюсь подойти, — сказал Потемкин на расстоянии.
— Решайся! — Глетчер погасил догоревшую сигарету в карманной пепельнице, щелкнул крышкой. — Работая с тобой, Потемкин, лишаешься остатков бытового покоя. И непонятно почему. И что это ты взял за манеру — собирать убитых на кладбище, даже и на таком привилегированном?
