– Отец не пойдет на это… – начал Зевс, потом тряхнул головой, хмыкнул и заявил весело: – Ну, значит, сделаем так, чтобы пошел.
Молодость хороша уже тем, что умеет играть. Старость умеет только выживать и сражаться.
Идти к дверям приходилось медленно, но с каждым шагом мышцы разогревались, вспоминали привычное… быстрее, быстрее…
– Аид, ты-то куда сейчас?
– Туда.
– Зачем?!
Это Посейдонов голос – пораженное бульканье, подавился вином, значит. Средний прост. Проиграли – ну, проиграли. Чего ж возвращаться и смотреть на последствия?
Мы же боги!
– Со знакомым повидаться.
Захлопнул дверь, за которой осталась тишина в лице двух моих братьев.
Хватит играть по отцовским правилам! Хватит действовать по любым правилам – пора их создавать! Так поступают боги, верно ведь, младший? Боги поступают, как я сейчас – идут, на ходу перетягивая глубокую царапину на руке, не внимая стонам, которые несутся со всех сторон, – все покои и коридоры дворца забиты ранеными союзниками. Идут, глядя прямо перед собой и видя только свой путь, отстраняя с него нимф и богинек, которые бегают туда-сюда с чистыми полосками тканей, травами и нектаром… Идут и думают о том, что есть только – цель.
А средства к ней мы будем подбирать сами.
Гелиос – титан по натуре, вот для него и есть правила вроде «нельзя мне вместе с тьмой».
Я же…
Я задумался и не заметил, как шагнул на поле, с которого еще так недавно унесла меня колесница.
Живое поле.
Живыми были совы, коршуны и вороны, которые собирались со всех окрестностей – пировать. Застилали начинающее темнеть небо. Пикировали на трупы, временами сцепляясь между собой. Нажирались до такой степени, что не могли потом взмахнуть крыльями и ходили, странно переваливаясь с боку на бок, изредка отрыгивали проглоченное – и тогда уж спешили, чтобы набить брюхо опять. Шелестящая крыльями масса.
Мухи и осы тоже были живы – кружили неровными тучами, устилали мертвецов черным смертным саваном, гудели, заглушали хрипы и стоны.
Их было много – хрипов и стонов.
Их было еще немало – живых.
Сатиров, и кентавров, и нимф, дриад и людей века Серебряного, неразумных смертных, принявших нашу сторону по глупости.
Тех, кто умирал под нашим чутким руководством. Или нет, тех, кто оказался в этом месиве под нашим чутким руководством – в грязи, израненных копьями, пронзенных чьим-то бронзовым мечом, со стрелой в животе, с лезвием секиры, которое вгрызлось в плоть; придавленных тушей чудовища. Умирать они должны были теперь – когда никто не пришел, чтобы подобрать их, когда новые господа жизни трусливо отступили, бросив союзников, а Гелиос спрятал свое лицо за тучей: он оставался на нашей стороне и не хотел этого видеть.
