Наверное, не сидеть, завернувшись в гиматий и прислушиваясь к постанывающему телу. Впрочем, раз уж появилась возможность ответить…
Поднял глаза, суженные в недобром прищуре.
– Ну и расскажи мне, как это – быть богом. Пиры устраивать? По нимфам шастать? Жен глотать? Строгать детей?! Хороший способ найти союзников!
Зевс молча рванул в тень за лабриссой, а Посейдон подскочил, опрокинув сиденье – и стал между нами, подняв руки, покряхтывая от боли. Чашу он выпустил из рук, и вино опрокинулось, образовав на полу лужу цвета смертной крови.
– Обоим уши надеру! – громыхнул Жеребец, делаясь пугающе серьезным. – Не посмотрю, кто старший, а кто кроноборец! Боги, не боги… мужиками будьте! Проиграли? Проиграли! Первый бой? Это только первый бой. Значит, что-то надо делать иначе, союзников больше находить или еще что. Значит…
Он умолк, согнувшись и прижав руку к пробитому копьем боку – грудь тяжело вздымалась. Зевс, который так и не успел схватиться за секиру, подошел, приобнял брата за плечи, помог вернуться на место. Проговорил, глядя в пол:
– Если он сейчас перейдет в наступление – нам не отстоять Олимп. После сегодняшнего поражения потеряем половину союзников, и как их вернуть… кого еще звать… Я не ждал, что у него окажется столько.
– Никто не ждал, – отозвался я.
Младший кивнул – да какой младший… Постарел он за этот бой. Заострился, как бронзовый меч, закаленный тельхинами. Вон, скулы выступили, со мной сходство проступило. Или с отцом.
А все-таки – юнец, и борода расти как следует не желает. Пусть себе – взрослая дочь… да и вообще, сколько у него уже детей? Сбился со счета. Все равно юнец. Да и все мы…
Мы рано начали.
– Нужно время.
Неверно, младший. Время сейчас против нас, послушное руке отца. Отец вертит им, как хочет, и дни мчатся вокруг нас сумасшедшей круговертью: он успевает набрать союзников, вооружить армии, расплодить чудовищ – мы успеваем в десять раз меньше…
Нам нужно то, что перекроет все его преимущество во времени.
Или же нам нужно наше время – отвоеванное у отца – чтобы найти это средство…
– Его даст только перемирие.
Я поднялся, со скрипом расправляя гудящие мышцы. Кажется, в этой круговерти дней мы случайно забыли, что молоды: всё упивались возможностью почувствовать себя повзрослее. Зря. Молодость хороша тем, что редко играет по правилам, она презирает правила, установленные стариками, – а старики под грузом многолетней мудрости не могут даже вообразить, что кто-то способен выйти за рамки.
