Я сбросила плащ, тяжестью давящий на плечи, и бросилась обнимать мать, не сдерживая слез. Пусть она не могла полюбить меня по-настоящему, пусть не доверяла, мне было все равно.
— Я так скучала, — захлебываясь словами, прошептала я.
И вдруг случилось чудо. Ее теплые руки, какими я помнила их еще с детства, сперва робко коснулись моих плеч, не решаясь на большее. Но, осмелев, женщина прижала меня к себе. Она гладила меня по спине, успокаивая, и я потерялась, замерла, боясь пошевелиться, боясь вдохнуть воздух, только бы эфемерное волшебство не растворилось.
— Я рада, что ты вернулась, дорогая.
То лето изменило всех нас. Я возвратилась домой иным человеком, и мама приняла новую меня с большей теплотой, чем дарила ранее. Не знаю, что именно она увидела в моем взгляде тогда, стоя в прихожей, но это подарило мне на время ту маму, которую я всегда хотела. В ней проснулась любовь, и женщина готова была отдавать ее мне, готова была простить.
А во мне, наконец, запылала ярким пламенем надежда.
***
Бывают дни, когда все, словно впервые. Просыпаясь от будильника в комнате с персиковыми обоями и солнцем, слепящим глаза, я не могла вспомнить даже собственного имени. Сидя с потерянным видом, я таращилась в стену, собирая паззл мыслей воедино, пытаясь восстановить целостную картинку. Воспоминания возвращались постепенно, и, стоило только бросить беглый взгляд на часы, как все встало на свои места.
Первый день последнего школьного года нагло ворвался, захватывая меня в свой водоворот, и я отставала от привычного ритма минут на пятнадцать, что порядком ударяло по графику. В панике я подорвалась с кровати и принялась носиться по комнате, запихивая в рюкзак все необходимое. Снизу доносился запах жареной яичницы, которой я вряд ли могла уделить время.
Теплые деньки Гринвилла радовали, но с непривычки я едва не натянула на себя свитер. Опомнившись, я затолкала одну из полюбившихся вещей подальше в шкаф и сменила рубашкой и джинсовым комбинезоном. Волосы все никак не хотели собираться в хвост, падая непослушными прядями на лицо, и я оставила попытки привести в порядок прическу, позволив ей жить собственной жизнью.
— Чего ты так переживаешь, сладенькая? Ты ведь выпускница, — Эвон лениво прислонилась к стене и наблюдала за моими метаниями по комнате.
— Опаздывать все равно признак дурного тона, — отмахнулась я.
Подруга закатила глаза и скрылась за дверью, оставляя меня в одиночестве.
