***
Кухня пропиталась запахом свежесваренного кофе. Я медленно спустилась по ступенькам и умостилась на табуретке, поджимая под себя одну ногу. Отец тут же поставил передо мной парующую чашку и присел напротив. На его добродушном лице пролегли морщинки, и на меня глядели грустные уставшие глаза.
— Завтра день экзамена, — начал он.
Я видела, как тяжело давались ему слова. Тень мамы нависла над ним, хоть женщина и осталась в Гринвилле. Она всегда пыталась взять под свой контроль происходящее в семье Блумфилд, даже если все давно уже было разрушено. И в том взгляде была виновата она.
Я поднялась, обогнула стол и заключила мужчину в свои объятья, утыкаясь носом в его плечо. От него пахло кофейными зернами и жесткой пожелтевшей травой, растущей на острове. Отец обхватил меня руками, прижимая ближе, и казалось, пытался передать мне частичку своих сил, только быя держалась.
Он был свидетелем моего помешательства. Встречал вечерами с ужином и с тоской смотрел на круги под моими глазами. Он оказывался рядом, когда я просыпалась от очередного крика, и успокаивающе гладил меня по волосам. Он молча сносил все истерики, не вмешивался, пока я колотила стены и пинала вещи в своей комнате. Благодаря ему я научилась совладать со своими демонами. И глядя в папины глаза, я понимала, чего он так сильно боялся. Что, стоит мне оказаться среди горы трупов, как паника вновь возьмет верх, и я окончательно потеряю рассудок.
— Все будет в порядке, пап, — ласково прошептала я. — Я выдержу.
— Только бы это оказалось правдой, тыковка. Я не хочу еще и тебя потерять.
Что-то подсказывало мне, что спрашивать, о ком говорил отец, не стоило. Очередной секрет, который моя семья тщательно хранила. Иногда мне казалось, что проблема вовсе не в том, что они не хотели мне чего-то рассказывать. Просто прошлое обязано было остаться в прошлом, и никто не спешил бередить старые раны.
— Будь тут твоя мама, она бы нашла, что сказать. Она всегда находит, — пробормотал мужчина.
Если бы он только знал, что я вовсе и не нуждалась в словах. Их было слишком много. Лживых, приторных, громких слов, которые заполняли каждую клеточку моего тела ядом и медленно убивали. Им я больше не верила. Затыкала уши и кричала, заглушая бессмысленный бред, наполняя голову спасительной тишиной.
Разомкнув объятья, я вновь умостилась на табуретке и обхватила чашку пальцами. Ее тепло согревало руки, и постепенно мое заледеневшее сердце оттаивало. Пусть всего на день, но я была в безопасности. Будущее все еще не наступило. У меня был ворох мгновений, которые я могла провести, как пожелаю.
