Говорящие звезды | страница 2





Луна и Солнце – литавры света



Земля – оркестровая яма



Тишина – партитура, забитая нотами до отказа…







Подобное справедливо, также, разумеется, и для многих других его поэтических работ,



что особенно, видно в одном из небольших «кусков» 1983го года рождения:





СВЕТ – ЭТО ГОЛОС ТИШИНЫ



ТИШИНА – ЭТО ГОЛОС СВЕТА



ТЬМА – ЭТО КРИК СИЯНИЯ



СИЯНИЕ – ЭТО ТИШИНА ТЬМЫ





Как можно увидеть, в вышеприведенном стихотворном пассаже происходит своего рода лирическая декларация нео-исихазма, осмысленное следование заветам Умного Канона, где медитационный Свет оказывается важнейшим из экспонатов производимой автором внутренней молитвы. Все еще донельзя вербальной, но уже, по вектору, «избывающей свои словеса», чьи хитросплетения не должны ласкать слух (или, буде написаны – глаз) златокрасным любомудрием, но, наоборот, призваны присовокуплять жестоковыйную сухость аскетического уединенного метаболизма. Процесс, эксплифицирующий себя в крайне минималистическом, отчасти «телеграфическом» подходе к «расходованию литер»:





Мемб(рана).1994





В небе моего голоса



ты летаешь



отдаляешься приближаясь



приближаешься отдаляясь



Я потерял себя



в глубинах ЛЯ



Так звук становится молчанием



в себе самом



Мембрана не звучит



а лишь дрожит



Озноб ее мы называем звуком



Я весь из раны



внутри мембраны…





Подобный лаконизм повторяется и в более «ангелических» нарративах:





Теневая радуга. 1989:





Я увидел Ангела



Он был



– Ах –



В это время Магомет



выронил кувшин



и оттуда вылилась тишина.





Где следует завуалированный отказ в осуществлении акта исконного именования Бога или же Его послов («Ах»), и где междометийное речение оказывается позиционно лучшим и наиболее адекватным вариантом описания, приближающим стихотворца к жизнетворческой, молчальнической келье поэта-монаха. Универсальный типаж Единого Бога (будь то «Магомет» слуга Его или, скажем, Христос) вполне закономерно дарует Миру Благую Весть всепроникающей Тишины, архетипически рождаемой из таинственно роняемого кувшина.



Институт Философии РАН, 28 января в 16.00



Заседание в зале Ученого Совета



Обсуждения книги поэта и философа Константина Кедрова



“ИЛИ” (М., “Мысль”, 2002)



Принимали участие: профессор С.П.Капица, член-корр. РАН А.А.Гусейнов, академик РАН Л.Н.Митрохин, профессор В.Л.Рабинович, профессор Ю.Орлицкий, аспирант РГГУ М.Дзюбенко и другие.



Институт Философии РАН. Заседание в зале Ученого Совета.



Фрагменты обсуждения



Рабинович. Однажды на философском, культурологическом семинаре Константин Кедров предложил тему для заседания: “Философия как частный случай поэзии”. Хотя это выглядит немножко не в пользу философии, на самом деле эти вещи очень связаны, и они равнозначны. Равнозначны они в том смысле, что и поэты, и философы пекутся о смысле. Но если для философа философия, или философствование, – это смысл плюс значение, то для поэта это тоже смысл, но плюс звук. В этом смысле и поэты, и философы стоят перед миром впервые, как будто только что появившись. Они должны удивится этому, и должны каждый своими средствами усомниться в обыденном. Именно так, именно здесь начинается философ и точно так же начинается и поэт. Все-таки в начале было не ничто, как считается, а был звук – гул, из которого все возникало. В первой строке Библии было сказано, что Дух Божий носился над водами, но вы вспомните, что вода еще не была создана, а Дух Святой уже носился над водами. Поэтому вода здесь – метафора, а Дух, носящейся над водою, – это ни что иное, как метаметафора (термин Кедрова).