в каждой памяти есть провал
где живые с мёртвыми вместе
Кедрову свойственна большая поэтическая свобода, совершенно исключающая догматизм.
Смену визуальных перспектив он передаёт сменой перспектив языковых:
Вижу я за горизонтом тонет оса и мысль
Нет ничего воздушнее чем Саломея
Поэзия Кедрова чрезвычайно разнообразна и тематически, и стилистически, но всегда узнаваема. Он может обыгрывать разные культурные парадигмы, например рококо:
Амур любил Психею.
а Психея
любви его не ведала,
психуя.
Их поглотила всех
стихов стихия -
Амура, стих
и психику Психеи.
Однако самые устойчивые образы кедровской поэзии восходят к Библии, прежде всего - к Псалтыри, и к духовным стихам. Один из излюбленных – образ летящего копья, стрелы, нередко встречающийся в псалмах и молитвах: “Утиши стремление страстем, и угаси телесное разжжение, и стрелы лукаваго, яже на ны лукавно движимыя...” (Молитва св. Антиоха мниха из малой павечерницы).
Кедров осмысляет его как знак движущегося события:
Растерянно стрела летела,
не задевая тела,
летела вдаль стрела ночная,
дробя осколки дня.
Медленно летит стрела, дробя тела.
Кедров создал свою неповторимую интонацию, в которой сочетаются игра и философское рассуждение. Это именно интонация, заключённая в самом тексте.
Здесь он близко подходит к архаическим языкам, в которых интонация является
внутренним свойством текста. Отсюда и внимание позднего К. к звуковой гам
ме - пифагоровой:
верхний ярус Воздуха - ФА
второй ярус Воды - ДО
третий ярус Огня - ЛЯ
четвёртый ярус Земли – МИ
Один из первых манифестов такого подхода к языку - кедровский октоих (осмогласник) “Верфьлием”. Этим оригинальным текстом утверждается, что в поэзии заложены те тоны (гласы), которые свойственны богослужебным песнопениям и выражают различные отношения к миру и Богу.
Поэзия Кедрова представляет собой пародийное (даже киническое, в древне греческом смысле слова) разыгрывание философии по ролям. Он создал особый жанр философско-драматической поэмы. Силлогизмы происходят как переразложения слов. Иначе говоря, течение мысли оформляется как течение звуков; последовательность мыслей - как последовательность звуков.
С середины 80-х годов в поэзии Кедрова стремительно возрастает мистериальность, которая и до этого подспудно присутствовала в его текстах. Эта мистериальность может являться игрой, пародией на сценарий и т.д.; она одновременно – и ролевой розыгрыш космологических уравнений или мысленных экспериментов. По всей видимости, это связано с тем театральным контекстом, в котором Кедров рос и который подарил ему такое мировосприятие:
