Я спросил ее, что мы будем делать, потом решил, что прежде всего надо поесть. Мы пошли в буфет, где-то около вокзальной площади, и там, разморившись от тепла, я стал рассказывать ей о себе. Я боялся, что она ничего не поймет из моего сбивчивого рассказа о солдате, находящемся в отпуске.
Она молчала, может быть, не верила мне, а может, и не слушала, и только когда я остановился, ожидая, что она что-нибудь скажет, она снова взяла мою руку и, тихонько поглаживая, прошептала: «Брось, не думай об этом, три дня — иногда больше, чем целая жизнь».
Ей хотелось плакать, и я спросил, почему она плачет, а она сказала, что у нее просто болят глаза оттого, что здесь жарко, и от радости и потому, что так все получилось.
Потом мы вышли на улицу и опять прошли через автовокзал. Пошел снег. Ребенок попросил: «Я хочу идти по снегу!» — и мы втроем пошли под снегом, который все падал и падал.
Было воскресенье, на улицах попадались редкие прохожие, город казался покинутым. Ребенок бежал впереди нас, она молчала, только улыбалась иногда, а я вел под руку эту молодую и почти красивую женщину. «Каким чудесным может быть снегопад даже в пустом, незнакомом городе!»
Потом она сказала:
— Надо подумать о вечере: нам нужна комната, чтобы отдохнуть. Или ты хочешь снова спать на вокзале и…
Я прижал ее к груди, целуя, бормоча: «Да, нам нужна комната, только… только…»
Тогда, почти плача, высвобождаясь из объятий:
— Ты, может быть, думаешь, что я… из этих, ну, которые бегают за военными?
Я снова сжал ее в объятиях:
— Конечно, мы должны где-нибудь ночевать, в каком-нибудь доме, только…
— Только?
— Где мы найдем комнату в этом пустом городе? Ты не видишь…
Она высвободилась и, протягивая руку, указала на какие-то ворота:
— Давай попробуем здесь.
Я постучал. Никто не ответил. Я вошел во двор, подошел к двери и постучал несколько раз. Никакого ответа. Она сделала мне знак постучать в окно направо. Через несколько секунд дверь отворилась, и какой-то старик вышел из нее.
— Муж и жена? — спросил он, и я не знал, что ответить.
— Муж и жена, да, да, — ответила она вместо меня, и старик пригласил нас в дом.
Чай, несколько слов, которыми мы обменялись со стариком, причем он больше кивал головой, чем говорил, — и мы вошли в комнату. Ребенок заснул. Погладив его, старик сказал, чтобы мы его не будили, оставили спать у него в кухне.
Она села на постель, и он наклонился и поцеловал ее. Потом сел на стул возле двери, не отрывая взгляда от лица женщины.
