Сначала я не узнала его, а потом оставила Жанну Степановну и побежала к нему.
— Здравствуйте!
Он оглянулся. Это был Чебуреки, и, наверное, он о чем-то догадался.
— Нельзя! Нельзя! — говорил всем старший сержант. — Сами понимаете, нельзя. Все хотят посмотреть, а что будет, если все посмотрят? Вай-вай-вай! Не-ор-га-ни-зо-ван-ность!
Но тут он посмотрел на Чебуреки. И Чебуреки посмотрел на него.
— Там, пон-нимаешь, вероятно, к…калоши, — сказал Чебуреки, заикаясь от волнения.
— Где?
Старший сержант Нигугушвили растолкал зевак, и они вдвоем бросились на дорожку. Я проскользнула вслед за Чебуреки.
Чебуреки упал на четвереньки. Он ощупал калоши и стал качать головой, как будто он был тут один.
— Ничего не получилось… Опять не получилось… Резина потекла…
По спине его колотил старший сержант Нигугушвили.
— Слушай, Чебуреки… Давай, Чебуреки… — тормошил он. — Скорей говори, как дела? Мне доложить надо. Это те калоши? Те? Прыгающие, да?
Я сразу узнала: калоши были те самые, в которых я прыгала в парке. И Чебуреки кивнул. Тут Нигугушвили сам увидел белые пупырышки. Он растолкал всех и влез в будку телефона-автомата. Он кричал на весь стадион.
— Докладывает старший сержант Нигугушвили. Вы меня слышите? Напал на след прыгающих калош! Что? Никак нет, не упрыгают! Они лежат… Так точно!
Он опять подбежал к калошам и лег на них грудью, чтобы никто к ним не прикасался.
Приехал начальник милиции Ершов, его брат директор калошной фабрики имени тореадора Эскамильо и с ними большая свита. Они стали отрывать калоши от земли.
— А почему они, собственно, не прыгают? — спросил директор фабрики.
— Подошвы не выдержали нагрузки, — сказал Чебуреки, ощупывая калоши.
— Вот видите, я же говорил, не прыгают калоши! — обрадовался лысый старик в черном костюме, который приехал вместе с директором фабрики. — Я говорил, не прыгают!.. А смотрите, какие тяжелые: не оторвешь!
— Да ты не радуйся, не радуйся, — говорил Чебуреки заведующему отделом самых новых калош. — Не радуйся…
Ершов-директор и Ершов — начальник милиции переглянулись и подмигнули друг другу.
Что же касается Линейкина, то о нем все забыли. Только корреспондент Влад Жеребенко, стоя позади всех, внимательно слушал разговоры, потирал руки и про себя приговаривал:
— Давненько мы никого не ругали… Попались, голубчики! Фельетон, только фельетон… На фабрике ротозеи. Это же давно было ясно. А этот чемпион — ну, прямо сам просится в фельетон…
Общими усилиями калоши все-таки оторвали от земли. Но они остались без подошв.
