— Я Данко, — сказал парень не обращая внимания на носатого, успевшего вооружиться битой, выхваченной из багажника. — Ты здесь живешь?
— Нет, — ответила Юля. — В гости шла.
— Тогда уходим отсюда, — поторопил Данко. — И лучше тут не показывайся больше. Караулить бу…
Отпрыгнув, он встретил набежавшего противника своей впечатляющей оплеухой, отправившей того в сугроб.
— Караулить будут, — закончил он, увлекая Юлию за собой. — Бандиты. Развелось, как тараканов.
— А почему ты… почему ты их так?
Она неумело изобразила взмах ладонью.
— Чтобы пальцы не ломать, — пояснил Данко. — Раньше бывало, больше не хочу.
— Часто дерешься?
— Не то чтобы часто, но случается.
Они молча проманеврировали по дворам и переулкам, не обнаружили погони и остановились в тени трансформаторной будки. Тут Юлия привстала и поцеловала спасителя в подбородок: выше не достала, хотя всегда считала себя девушкой даже слишком высокой.
— Я Юля, — представилась она. — А ты хулиган, Данко, да?
— Нет, — сказал он, разглядывая ее узкими черными глазами. — И не благородный рыцарь. Просто меня лучше не выводить. Натура такая.
— Хорошая натура, — прошептала Юлия. — Мне нравится.
И поцеловала его снова, на этот раз прямо в губы, потому что он догадался чуть наклониться.
Через три дня они подали заявление в загс, через два месяца поженились…
— Как в сказке, — прокомментировала Соня, выслушав рассказ.
Юлия промолчала, хотя ей было что сказать по этому поводу. Сказка — она и есть сказка, сильно отличающаяся от настоящей жизни. Данко был не только силен, отважен и склонен к широким жестам. Он был еще и вспыльчив. Первые годы ее замужества были омрачены какими-то безобразными драками и темными историями, в которые Данко ввязывался постоянно. Визиты пострадавших, приводы в милицию, даже одна судимость, завершившаяся условным сроком за хулиганство…
Остепенился он годам к тридцати, но до этого успел попортить немало нервов родным и близким. А теперь его неугомонный характер стал причиной того, что Юлия и Соня попали в беду. Не поперся бы пьянствовать со своим дружком, ничего бы не было.
Ох, Данко, Данко… Когда же ты примчишься исправлять свою ошибку? Где ты теперь? Что делаешь?
Голову сверлили одновременно с двух сторон, приставив сверла к обоим вискам. Они пронзали мозг, причиняя невыносимую боль. Выдерживать это дальше было невозможно.
Данко открыл глаза, с трудом преодолевая тяжесть набухших век. Первое, что он увидел, была большая квадратная бутылка, поблескивающая на том самом столе, где лежала его голова. Рядом, среди засохших капель и отпечатков бутылочного донышка, призывно светился мобильник. Это он издавал пронзительные, сверлящие звуки. Номер звонившего был неизвестен. Таймер показывал восемь часов утра.
