— Я боюсь только своей слабости. И больше ничего. Пока у меня есть сила — ничего.
— А у вас уже нет силы. Круг замкнут. Возможно, что эта женщина именно сейчас в соседней комнате второй раз переступает порог. Вы спасете ее?
— Да. В любом случае.
Загладин вскинул голову, блеснул глазами, и Елагин понял, что победить его не так-то просто. И еще он вдруг понял то, о чем даже не мог помыслить раньше, до того эта мысль оказалась чудовищной и невозможной.
— Вы хотите отнять жизнь у… здорового человека?
— А почему бы и нет? — медленно произнес Загладин и засмеялся. — Я получил положительный результат и теперь знаю, что делать. Да, знаю.
— Вы хотите убить другого человека, способного к жизни, только для того, чтобы ваша дочь жила? И это вы называете моралью? Это называете любовью?
— Да. Я называю это любовью. Вершиной любви, если хотите…
Он не договорил, потому что Елагин, резко качнувшись, вложил всю свою ярость в летящий кулак. Елагин так и не понял, что произошло, когда вдруг увидел, что лежит на полу и не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Над ним склонился Загладин и вытирал ему лоб мокрым полотенцем.
— Нервы, — вздохнул Загладин. — Вы так хорошо держались, и тут на тебе… Срыв.
— Мерзавец, — произнес Елагин сквозь зубы. — Что вы сделали со мной?
— Пока ничего. Просто успокоил вас. Вы снова ошиблись. У меня еще есть сила. А теперь выслушайте меня. Вы наверняка убеждены, что мое изобретение антигуманно и преступно. Так вот, никогда еще наука не ставила столь гуманных целей и никогда не подходила к их выполнению так близко. Вы просто не видите эту цель, вы вязнете в мелочах, да и как вы можете судить обо всем этом? Я давно переболел вашими сомнениями, и теперь они кажутся мне смешными.
— Убийца, — проговорил Елагин. — Уж не меня ли вы решили сделать донором для вашей дочери?
— Вы угадали. Сколько вам лет? Около сорока? Ничего, на первый раз сойдет и такое тело, а потом я подберу более тщательно молодое, здоровое, красивое и желательно — девичье. Все-таки моей дочери будет очень неуютно в вашем теле, но ничего, она потерпит, пока…
— Как же вы убьете меня, не нарушая тела?
— Это ничего. Это я умею. Это не больно.
Они услышали стоны одновременно.
— Ну вот и все, — сказал Елагин, пытаясь подняться.
— Ну вот и все, — повторил Загладин. — Все.
— Теперь моя очередь?
— Ваша… — Загладин усмехнулся, не зло, а устало и скорбно. — Да, кстати. Мои рукописи в письменном столе. Ключ на книжной полке, вторая снизу у окна. А теперь прощайте. И не мешайте мне.
