Вы спросите: а где же альтернатива? Где другие русские центры, где вырабатываются и транслируются русские национальные смыслы? Их нет, и не могло возникнуть, ибо утратившая способность генерировать их Москва замыкала на себя любые поползновения русской мысли, бесплодно выхолащивая их, подобно старику, согревающемуся в постели теплом молодых наложниц. Московская идея сверхконцентрации ресурсов в себе имеет астрофизический аналог в виде маскона – концентрата массы, сосредоточенного под поверхностью лунных морей. Маскон за счет сверхплотности вещества вызывает гравитационные аномалии и способен отклонить движение космических аппаратов на сотни метров от расчетного маршрута, что при посадке может привести к катастрофе. Негативный эффект маскона Москвы уже не раз сказывался на нашем пути русских, нарушая расчетное развитие и опрокидывая планы и прогнозы.
Все новые ростки заглушены этим бесплодным, гнилым изнутри исполином, но если его выкорчевать, мы, возможно, еще увидим новые всходы. Новая этническая доминанта на западе пока дает нам надежду на Киев. Есть некоторая надежда на Новосибирск. Меж ними – тьма и пустота. И пока в наших головах говорит Москва, нам никогда не удастся ни осветить, ни заполнить великие пространства России. Пока жива идея московитства – все то, что мы зовем страной, родиной, отчизной, останется задворками хищного мегацентра-спрута.
А что же русские? А нет никаких русских! – заявила на всю страну известная теледива несколько лет назад, озвучив наконец выводы «нацменов» России. Тогда разразилась настоящая буря в стакане воды, ибо русским это как бы не понравилось, но поделать они ничего не смогли. Это был еще один тест в ряду, описанном С. Кара-Мурзой: «И реальные, и символические вызовы, перед которыми оказался русский народ с конца 80-х годов ХХ века, не привели к мобилизации его этнического самосознания. Оскорбления национальных символов русских доходили в некоторые моменты до крайности, что даже наводило на мысль об использовании этих оскорблений для экспериментального измерения „порога“ национальной чувствительности. На эти демонстративные действия не было ответа не только адекватного, но и мало-мальски заметного. Попытки русских националистов апеллировать к национальному самолюбию не находили отклика. Это явление, видимо, интенсивно изучается этнологами и социологами, однако в открытой печати результатов не публикуется. Очевидно, однако, что те культурные средства, которые пытаются применить для мобилизации этнического чувства националисты, неадекватны культуре современного русского общества». Но все встанет на свои места, как только мы пересмотрим привычные (слишком привычные) термины «русское общество» и «русский народ». Наше общество задано и построено сверху по государственным, а не этническим шаблонам, и характеризовать его следует как российское. Специфически русского общества не существует. Замеченное Кара-Мурзой бессилие культурных средств в русском нацбилдинге объяснил Олег Неменский в статье «Рустикализация русскости» (Вопросы национализма, №19). Теперь о народе.
