— Бывает и так, — произнесла она, застыв.
— Я не говорю, что этого не может быть, я просто…
— Ему глаза выкололи, — добавила Энн-Мари, прежде чем Элен снова выразила сомнение.
Элен содрогнулась.
— О нет, — беззвучно прошептала она.
— Именно так, — продолжала Энн-Мари. — И это не все, что с ним сделали.
Она для эффекта сделала паузу, затем продолжила:
— Вы думаете, кто же способен на такое? Правда? Думаете?
Элен кивнула Она думала именно об этом.
— Хотя бы виновного нашли?
Энн-Мари хмыкнула с пренебрежением.
— Полиции наплевать, что у нас творится. Они стараются, насколько возможно, держаться подальше от этого места. Когда патруль приезжает, они забирают пьяных подростков и тому подобное. Видите ли, они боятся. Поэтому держатся в стороне.
— Боятся убийцы?
— Может быть, — ответила Энн-Мари. — Ведь у него крюк.
— Крюк?
— У человека, который это сделал. У него крюк, как у Джека Потрошителя.
Элен не разбиралась в убийствах, но была уверена: то, что делал своим крюком Потрошитель, вовсе не заслуживает похвалы. Однако подвергать сомнению правдоподобие истории Энн-Мари было занятием неблагодарным, хотя про себя Элен размышляла, какие из деталей — выколотые глаза, гниющее в квартире тело, крюк — прибавлены для полноты сюжета Даже самые добросовестные рассказчики изредка испытывают искушение что-то приукрасить.
Энн-Мари налила себе еще чашку и потянулась к чашке Элен.
— Нет, спасибо, — покачала головой та. — Я все-таки пойду.
— Вы замужем? — спросила Энн-Мари неожиданно.
— Да. За преподавателем университета.
— Как его зовут?
— Тревор.
Энн-Мари положила себе в чашку две полные ложки сахару.
— Вы вернетесь?
— Да. Надеюсь. На этой неделе. Я хочу сделать несколько снимков в доме, что на другом конце двора.
— Хорошо. Заходите.
— Зайду. И спасибо вам за помощь.
— Не за что, — ответила Энн-Мари. — Вы должны рассказать кое-кому, так ведь?
— По-видимому, у человека вместо руки крюк.
Тревор оторвал взгляд от своей тарелки с tagliatelle con prosciutto[1].
— Прости, как?..
Элен изо всех сил старалась пересказать историю так, чтобы не окрашивать ее субъективными чувствами. Ее интересовало, как это истолкует сам Тревор. Но если она хоть чем-то выдаст собственную заинтересованность, Тревор в силу своего скверного характера инстинктивно займет противоположную позицию.
— У него есть крюк, — ровным голосом повторила она.
Тревор положил вилку и потянул себя за нос, фыркнув.
— Ничего о таком не читал, — сказал он.
— Ты не читаешь местные газеты, — возразила Элен. — Никто из нас не читает. Возможно, никто в стране.
