И когда она собралась уходить, солнце зашло, полосы света исчезли. Она взглянула через плечо на заколоченные окна и в первый раз увидела надпись из трех слов, намалеванную в простенке.
«Сладкое к сладкому». Элен было знакомо само выражение, но откуда оно? О чем это — о продажной любви? Если так, то здесь странное место для подобного объявления. Несмотря на матрас в углу и относительную уединенность комнаты, трудно представить себе, кому предназначены эти слова, кто зайдет сюда, чтобы ощутить вкус этой любви. Влюбленные подростки, как бы ни были они распалены, не стали бы играть в папу и маму под пристальным взглядом ужаса со стены. Она пересекла комнату, чтобы осмотреть надпись. Краска, казалось, того же оттенка розового, каким нарисовали рот кричащего человека; возможно, та же рука.
За спиной послышался шум. Элен повернулась так быстро, что почти упала на матрас, заваленный одеялами.
— Кто?..
На другом конце глотки, в гостиной, находился мальчик лет шести-семи, его колени были покрыты струпьями. Он уставился на Элен поблескивающими в полутьме глазами, будто ожидал, когда к нему обратятся.
— Что? — сказала она.
— Энн-Мари говорит, не хочешь ли ты чашку чаю? — провозгласил он без пауз и без интонации.
После беседы с женщиной, кажется, минули часы. Элен была благодарна ей за приглашение. Сырость в квартире рождала озноб.
— Да, — ответила она мальчику. — Да, с удовольствием.
Ребенок не двинулся и лишь смотрел.
— Ты собираешься показать мне, куда идти? — спросила она.
— Если хочешь, — произнес тот без всякого энтузиазма.
— Мне хотелось бы.
— Ты фотографируешь? — задал вопрос он.
— Да, фотографирую. Но не здесь.
— Почему не здесь?
— Слишком темно, — сказала она ему.
— Не работает в темноте?
— Нет.
Мальчик кивнул так, словно эта информация каким-то образом хорошо укладывалась в его картину мира. Он без единого слова повернулся кругом, очевидно уверенный, что Элен последует за ним.
Если на улице Энн-Мари была молчалива, то в уединении собственной кухни она вела себя иначе. Настороженное любопытство исчезло, его сменили поток оживленной болтовни и бесконечная суета, череда мелких домашних хлопот, похожая на старания жонглера удержать несколько вращающихся тарелок одновременно. Элен наблюдала за этим цирковым номером и отчасти испытывала восхищение — ее собственные хозяйственные дарования были ничтожны. Наконец пустой разговор обратился к предмету, который и привел сюда Элен.
— А фотографии, — спросила Энн-Мари, — зачем они вам нужны?
