— Так вы полагаете, майор, мы должны отложить наступление? — медленно, подчеркивая каждое слово, произнес генерал. — Или, быть может, должны вообще отказаться брать город?
— Никак нет, товарищ генерал. Я просто...
— И все лишь потому, что какой-то несчастный фермер что-то сказал этому офицеру? — последнее слово генерал произнес таким тоном, что Райли почувствовал себя совсем скверно. — А если этот фермер — шпион, что тогда? Вы об этом подумали? — его палец обвиняюще уткнулся в грудь Мерримана, словно ствол пистолета. — Вы можете гарантировать, что он — не фашистский агент, который пытается сорвать наши планы? Вам это не приходило в голову?
— Нет, — признался Мерриман. — Я об этом не подумал, товарищ генерал.
— Вот видите? — торжествующе ответил генерал, опираясь на стол. — Именно поэтому товарищ Сталин и поручил командование именно мне. — Он постучал по виску и, добавил: — Потому что я имею привычку думать.
— Так точно, товарищ генерал.
— Так вот, я думаю, — продолжил генерал, хотя никто его ни о чем не спрашивал, — что этот крестьянин — фашистский агент, который пытается подорвать наш моральный дух. А потому — никому ни слова об этом. Вам ясно?
— Как прикажете, товарищ генерал.
— А теперь — можете быть свободны, — он взмахнул рукой, словно отмахиваясь от невидимой мухи. — По вашей милости остыла моя яичница.
Мерриману не требовалось повторять дважды: он и сам был рад как можно скорее убраться из этой палатки. Однако уже у самого выхода он вдруг понял, что Райли так и остался стоять как вкопанный, сжимая кулаки с такой силой, что побелели пальцы.
— Пойдемте, лейтенант! — окликнул его он, опасаясь, как бы не случилось самое худшее.
Но Райли ничего не видел перед собой, кроме этого жирного генерала, поглощающего завтрак.
— Товарищ генерал, — процедил он сквозь зубы. — Прошу вашего разрешения высказаться.
Генерал пристально взглянул на американца. Высокий, сильный, хотя скорее жилистый, чем мускулистый, с черными взъерошенными волосами — несколько более длинными, чем положено по уставу, обрамляющими загорелое лицо, на которым выделялись пытливые глаза янтарного цвета и широкие челюсти, сжатые с такой силой, что, казалось, вот-вот треснут.
— Нет, — насмешливо ответил генерал. — Я не разрешаю вам высказываться. И советую немедленно удалиться, пока вас не арестовали.
— Человек, с которым я говорил, не был фашистским шпионом, товарищ генерал, — произнес Райли, так же пристально глядя поляку в глаза. — От этой информации может зависеть жизнь сотен солдат. Я не могу дать стопроцентной гарантии, что он сказал правду, но у меня нет оснований ему не верить. Но в чем я твердо уверен — так это в том, что он не вражеский шпион.
