В ту ночь мне долго не спалось; мне были внове все эти разговоры и мысли, поэтому меня они волновали еще больше, чем других. Я лежал и представлял себе террасы над лесными озерами, радостный труд счастливых и свободных людей. И вдруг я услышал стук. Стучали в окно второй комнаты. Кто мог явиться в такое время? Я встал и подошел к окну. Снаружи кто-то прижимался к стеклу лицом. Было сумеречно, я не мог разглядеть, кто это, и открыл окно.
За окном стоял молодой парень в холщовой рубашке.
- Слышь-ка, - сказал он, - Харбова разбуди-ка, Андрея. Скажи, спех большой. Избач, скажи, из Колова - Лапин.
Ребята проснулись и сидели на кроватях, когда я ввел в комнату избача. Андрей успел даже одеться. У него был спокойный, деловой вид.
- Здорово, - сказал он и пожал Лапину руку. - Ну-ну, садись рассказывай.
Избач сел на край стула - не от робости, конечно, а от смущения, что, мол, разбудил ночью людей, страху нагнал, а может, дело того и не стоит. Он и улыбался очень смущенно.
- Да, видишь ли ты, - сказал он, - девчушку я тут привел одну. Положение у ней получилось такое…
- Что за девчушка? - спросил Харбов.
- Да Натка, видишь ли ты, Фомина. Может, помнишь, в комсомол принимали недавно?
- Ну, помню. Из зажиточной семьи, активистка.
- Так, видишь ли ты, она-то дома помалкивала, что в комсомол записалась, а тут решила, что, мол, довольно, пора, мол, и им узнать.
- Кому - им?
- Ну, родителям. Отец-то у нее не родный, но все равно как отец. Ну и мать… Вот. Ну, и как она, видишь ли, сказала, что записывается в нашу ячейку, так мать бросилась на нее, что собака, и за волосы таскать начала. Ну, Ната вырвалась, прибежала к нам, а сама во весь голос ревет, домой идти не смеет. Я было с ней к ихним пошел, да навстречу отчим бежит с погонялкой. Хватил он Наташу за руку да и давай жогать по спине и ниже. «Вот, говорит, тебе, комсомолка!» Шуму тут было на селе! Наши ребята собрались, крик подняли, и с ихней стороны народ подошел, на нас кричать начали. Ну, куда ж тут, не пойдешь с голыми руками! Их, видишь ли ты, много. Ну, покричали, покричали и разошлись, решили, видишь ли ты, через уком этот вопрос поднимать.
- Правильно, - сказал Андрей. - Развели тут, понимаешь, феодализм! Думают - царское время. Сейчас мы тебя ночевать устроим, ты поспишь, а утром я в уком партии схожу, поговорю с Грушиным, и мы с тобой в Колово двинем.
Избач слушал Андрея, вежливо улыбаясь, и, когда тот договорил, сказал смущенно:
