Потом у него стало совершенно жалобное мальчишеское лицо, и он закричал отчаянным голосом:
- Тетя Шура, есть хочется!
Снизу из кухни донесся грохот посуды. В грохоте чувствовалось негодование, что ребята так нетерпеливы.
- Андрей, Петьку Минина помнишь? - спросил Силкин.
- Который в Колод-озере ребенка октябринил?
- Он самый.
- Помню, конечно. Большое дело сделал. Уговорил беднячка не крестить сына и сам новорожденному октябрины устроил.
Силкин ехидно улыбнулся.
- Такое дело сделал, дальше некуда, - сказал он. - Агитировал, распоряжался, уговорил беднячка. А когда у самого мальчик родился, устроил на всю деревню крестины.
- Врешь!
- Паренек приехал, рассказывал. Представляешь, какую теперь агитацию разведут! Вам, мол, комсомольцы одно говорят, а сами вон что.
- Скотина! - решил Харбов. - Дело не шуточное. Может билет на стол положить.
Из коридора послышалось монотонное шарканье. Харбов и Силкин переглянулись.
- Ноги вытирает! - сказал Силкин, радостно улыбаясь. - Научили уму-разуму.
Дверь отворилась. Коренастый паренек, с черными, похожими на усы пятнами от копоти или смазки под носом, вошел и протянул мне руку, словно пропитанную машинным маслом.
- Выспался? - спросил он. - Тебя как звать?.. Коля? А я Леша Тикачев. - Повернувшись к Андрею, он возмущенно заговорил: - Твой начхоз опять с Трофимовым, понимаешь, шашни ведет! Что это такое? В укоме комсомола замки будет чинить буржуй и эксплуататор?
- Ну, какой эксплуататор… - протянул Андрей.
- Да? Не эксплуататор? - кипел Тикачев. - А с ученика прибавочную стоимость получает? Средствами производства владеет?
- Какие средства? Тиски да напильник? - спросил Харбов сердито.
- Неважно. Важен принцип. Капиталист и эксплуататор. Факт. А есть коллектив молодых пролетариев. И нас обходить? Да?
- Начхоз говорит, что ваши замки вилкой отпереть можно, - сопротивлялся Харбов.
- Допустим, можно. Неважно. Научимся. Про вилки ваш начхоз небось понимает, а политическое чутье у него где? Это вопрос политики. А вы там в укоме из-за деревьев леса не видите. Имей в виду: мы до губернии дойдем.
У Тикачева было круглое лицо, круглые глаза и нос кнопочкой. Лицо было ребячье, с пухлыми щеками, с румянцем, который не могли скрыть никогда до конца не смывавшиеся копоть и машинное масло. А выражение лица было очень серьезное, огорченное, как будто он чем-то неприятно удивлен и обижен.
На нем и куртка вся была в машинном масле, и штаны, и даже кепка, торчавшая на самом затылке, выглядела так, будто ею протирали рабочие части машины.
