- Ну хорошо, передайте, - снисходительно согласился Прохватаев.
Он вышел на улицу и торопливо огляделся. На улице не было никого. Только в окне мелькнуло чье-то лицо. Прохватаев шагал по улице, поглядывая вокруг бдительным председательским глазом, от которого ничто не укроется. Может, есть где непорядок? Может, допущены какие-нибудь нарушения? Все будет замечено, порок будет наказан, добродетель вознаграждена.
Председатель вернулся в горсовет какой-то странный. Сотрудники поглядывали на него с тревогой, не зная, чего сегодня ожидать. Несколько раз он напрягал голос, и рокочущий его бас начинал сотрясать стены. Сотрудники были готовы к очередному разносу. Но почему-то каждый раз, когда очередная жертва втягивала голову в плечи, готовясь принять поток ругани, председатель вдруг замолкал и как-то равнодушно выпускал жертву из лап.
Замечено было, что каждый раз при этом он почему-то краснел.
А у Катайкова в доме в это время происходил еще один разговор, имевший некоторое значение для дальнейших событий.
Глава двадцать пятая
ПРОШЛОЕ ТИМОФЕЯ СЕМЕНОВИЧА
Проводив Прохватаева, Катайков вернулся в зало - так называлась комната, в которой он принимал гостей, - и, тихо посмеиваясь, стал ходить из угла в угол. Не то чтобы он радовался происшедшему разговору - он и раньше прекрасно знал, какой будет его результат, - просто любил Тимофей Семенович ощутить свою власть над людьми, вежливо и любезно показать острые зубы. Углубленный в приятные мысли, он и не заметил, как в комнату вошла жена. Увидя ее, он нахмурился.
- Чего тебе, Клаша? - спросил он. - Иди…
Жена, по заведенному порядку, должна была коротко объяснить, в чем дело, или, если зашла без причины, молча уйти. Но она ничего не объясняла и не уходила. Катайков нахмурился еще больше.
- Я сказал - иди, - повторил он настойчиво. - И не мешай, мне обдумать кое-что надо.
- Ты, Тимофей Семенович, едешь куда? - спросила жена.
- Еду, - кивнул головой Катайков.
- Куда? И надолго ли?
- По делам, Клаша. Купить надо кое-что, бумажки кое-какие оформить. Недельки три или месяц пробуду… Ну, ты иди.
- А может, совсем уезжаешь, Тимофей Семенович? - спросила жена.
- Как это - совсем? - испугался Катайков. - Ты что, с ума сошла? Куда ж я поеду от имущества? Что ж, думаешь, дом и хутор тебе оставлю? И за людьми сколько денег ходит - все тебе? Не рассчитывай! Самому надо. Не даром досталось - трудом наживал… Ну, иди, иди!
Жена повернулась, пошла к двери, и Катайков, решив, что разговор кончен, стал было думать уже о своем, но, подняв голову, увидел, что жена не ушла. Она стояла - очень немолодая женщина в ситцевой кофточке, в сером платке на голове. Она носила платок всегда - зимой и летом, в комнате и на улице. Стояла и молча смотрела на Катайкова.
