– Где твой пульт? – раздраженно спрашивает мать Табиты.
– Эм, на работе, – кусая губы, признается девушка.
– Ну, Табита. Ради Бога. Да что с тобой происходит?
И тут телефонная связь обрывается.
Табита застенчиво смотрит на меня, пока мы ждем, когда ее ворота откроются полностью
– Моя мама... – она делает паузу, и я вижу на ее лице смущение и растерянность.
– Сучка, – добавляю, когда она не может подобрать слово.
У Табиты дергается рот, и не могу понять, то ли она в ярости, то ли ей смешно.
В любом случае я должна хоть немного думать, о чем говорю.
– Прости, – я виновато опускаю глаза, – Это не самая лучшая вещь, которую я сказала за сегодня, – извиняюсь я, надеясь, что не потеряю единственного друга, которого успела завести.
Табита молчит некоторое время, пока открываются ворота.
Но потом я вижу, как мерцают ее глаза, и она делает то, чего я действительно не ожидала.
Она смеется.
Смеется так сильно, что слезы начинают катиться по ее пухлым щекам. Девушка в полном восторге стучит по рулю.
Я нервно кусаю свои губы. Я определенно в замешательстве. Она что не будет психовать?
– Ты права, – говорит Табита, задыхаясь, между приступами смеха. – Она – сучка, – говорит девушка, ускоряясь по дороге к дому. На мой взгляд, раньше она так точно не делала.
Табита паркуется на дорожке из гравия в передней части дома и заглушает мотор, но мы не выходим сразу из машины.
– Я хочу, чтобы ты знала... моей маме, вероятно, ты не понравишься, – признается она, глядя на меня с сочувствием.
– Да все нормально, не каждой маме я буду по душе, – отвечаю я, пожимая плечами. – Ничего страшного. Один лишь взгляд на пирсинг, волосы, тату и сразу складывается впечатление, что этот человек-катастрофа.
– Нет, дело не в этом, – говорит она, встряхивая своими волосами. – Просто... даже я ей не нравлюсь, считай я ее собственная дочь, а у тебя не будет даже ни малейшего шанса.
Табита уставилась в белый особняк задумчивым взглядом.
Смотрю на Табиту и чувствую, что внутри меня просыпается теплота. Как она может кому-то не нравится? А особенно ее маме.
– Ну, твоя мать многое теряет, – отвечаю я со всей серьезностью.
Если бы мне не было неловко от прикосновений к кому-либо, то я бы потянулась, чтобы обнять ее, утешить, но ей приходится довольствоваться лишь кивком и полуулыбкой.
– Ты так думаешь? – спрашивает она, кусая губы, – Потому что она – моя мать, и если твоя собственная мать не любит тебя, то начинаешь надеяться, что кто-то посторонний полюбит тебя... или захочет, – добавляет она грустным голосом.
