— Ноги! Не в свинарник входишь! — с тем, чтобы он грязь на крыльце счистил.
И он воротился на крыльцо, счистил комья грязи с кирзачей и, войдя вторично, сказал:
— Что делать, Любовь Григорьевна, у нас ведь, мягко выражаясь, провинция и отсутствие полного бескультурья! — и совершенно новыми глазами посмотрел в еe серенькие очи, блистающие средь бугров веснушчатых щeк.
И вот он уже жалуется, лeжа головой на сладкой груди Любови Григорьевны, на свою постылую административную жизнь и на непонимание, а она тихо плачет от счастья и от стыда за поздний свой грех, жалея и директора, и себя, и мужа своего, Степана, который один сейчас, бедолага, дрыхнет небось поперeк постели, пьяный, не сняв, курвец, своих засаленных механизаторских штанов.
И вдруг — не стало песни.
Как и не было еe!
Время от времени — чу! — вроде опять звучит, но тут же обрывается, словно чья-то неведомая рука переключает звук на другой.
Кончилось время заек.
В считанные дни постарели они на десять лет.
Директор наслал на Любку-продавщицу сельскую общественную ревизию, Любка, предчувствуя беду, всех голым матом крыла.
Зайка из начальственного кабинета переехала обратно за свой стол (а соседка еe — вот добрая русская женская душа! — не гвоздь ей в стул воткнула, а в стаканчик — цветочек, и они обе, обнявшись, заплакали).
И не только крушение частных судеб произошло. Рушиться стали созданные руками заек фирмы, банки, газеты и телекомпании.
Всe произошло так быстро, что некоторые проморгали этот тип, это явление, не успев его отметить в своeм сознании.
Это и побудило меня данный тип зафиксировать, вкратце описать — не для поучения какого-то или назидания, а для полноты историческо-художественного полотна, создаваемого мной, — хоть и напоминает оно лоскутное одеяло.
Зайки кончились.
Но долго, долго ещe было: вдруг иная женщина подопрeт кулачком рыхлый подбородок, посмотрит в хмурое осеннее окно, вспомнит, вздохнeт, уронит слезинку, а потом нальeт себе чаю — и пьeт его, хрустя карамелькой и отхлeбывая чай слегка дрожащими губами…
Любой, кто взялся бы за составление подобной энциклопедии характернейших типов русских оригиналов, украсивших нашу эпоху, без сомнения против буквы И написал бы восторженной рукой: ИНТЕЛЛИГЕНТ!
В самом деле, кто, если не он, — достояние нашей нации за последние чуть ли не полтора века?
Правда, писатель Даниил Гранин в конце, кажется, 1997 года печально пропел отходную Интеллигенту в газете «Известия». Не будет больше Интеллигента, сказал Гранин. Будет теперь, как у всех, — Интеллектуал.
