— А я знала.
— Нет, действительно не любил.
— Да знаю я.
— Ты не веришь?
— Вот заладил. Если б любил, не ушла бы.
Парфенов был ошарашен.
— Постой. Это ты меня не любила, поэтому ушла. А я — любил.
— Ни капли. Просто нравилось со мной постелькаться, вот и все.
— Это неправда. Уж кого я в жизни любил, если честно, то тебя.
— Ври больше.
Парфенов усиленно соображал.
— Постой. Но если так… Получается недоразумение. Ты думала, что я тебя не любил, поэтому ушла. А я думал, что ты разлюбила, поэтому ушла. Но если выясняется, что я тебя любил — и люблю и что ты тоже, то тогда… Зачем тогда мне Владивосток? Я останусь, и мы…
— Красивый город, говорят. Океан, сопки…
— Ты меня слышишь? Давай…
— Что? Поженимся?
— Ну, хотя бы. Да. Поженимся.
Парфенов подошел к Миле и присел на край нар, взял ее за руку. Рука была холодная и вялая.
— Нет, не любишь ты меня. Сам же сказал. Вошел и сразу: я тебя не любил.
— Я с досады! Мало ли что человек с досады!.. Мне обидно, что ты…
— Все. Слово не воробей, вылетит — не поймаешь.
— Да люблю я тебя, дура, люблю, Мила, Милочка, радость моя… — целовал Парфенов холодную руку.
Мила хрустнула яблоком и сказала набитым ртом:
— Бубу, гага росые мууки самами кукут!
— Что?
Она прожевала:
— Люблю, когда взрослые мужики соплями текут. Жалкий вид у них. Вы, мужичье, после сорока все такие жалкие делаетесь. Как ни крути, а молодость кончилась.
— Постой, — не обращал внимания на обидные слова Парфенов, глупо улыбаясь. — Ты скажи еще раз: значит, я ошибся? Значит, ты меня любишь, но тебе показалось, что я тебя не люблю, а… ну… ну, держу как любовницу?
— Именно так, то есть не совсем. Ты меня не любил, я тебя тоже, вот какой расклад.
— Но только что…
— Только что было без пятнадцати, а сейчас без десяти! Бежит время!
Парфенов вспомнил проститутку Милу и свою обиду. Он почувствовал вдруг в себе желание сдавить пальцами это хрупкое горло — до смерти. Все они для одного созданы: морочить нас!
— Убил бы тебя! — сказал он.
— Вот в это верю. А остальное выдумки, Пал Палыч. В вас всё — выдумки. А жаль, человек-то вы в принципе хороший. И любить вас можно. Кто-то даже прямо до смерти полюбит, я вполне могу представить. Ох, не завидую ей!
— Почему?
— Потому что вы хоть замечательный, но тухлый. Впрочем, все тухлые, — тут же успокоила Мила Парфенова.
Он встал.
— Ладно. Ты изволишь изображать из себя черт знает что… А на самом деле ты дешевка. Ты спишь с каким-то павианом…
— Шимпанзе!
— За угол, за банку консервов и бутылку вина! И при этом считаешь себя интеллектуалкой. И при этом смеешь говорить про любовь! Да ты не знаешь, что это такое и никогда не узнаешь, потому что у вашего поколения атрофирован тот орган, которым любят!
