— Ну, не столь уж и юная и неопытная. Это было два года назад, ей уже двадцать один год исполнился, это точно.
— Хорошо, двадцать один год. Ни с того, ни с сего она передает все права на свои капиталы мужу, который, заметьте, старше, много квалифицированнее и должен бы понимать, как подозрительно это выглядит со стороны.
— Я согласен с направлением ваших мыслей, но тут надобно знать брата и Александру и их взаимоотношения: он был поглощен делами компании, заботой о семейном благосостоянии, она же — только тратила, тратила, капризничала и опять тратила. Ей было решительно неинтересно, откуда берутся деньги, главное, чтобы они были всегда и в необходимом количестве. Так что, думаю, этот перевод капиталов на имя брата объяснялся деловой необходимостью, а вовсе не желанием отобрать у жены ее состояние. Опять же, очень важным обстоятельством было страстное желание доченьки нагадить… — уж извините! — мамаше. Если бы не было между ними склоки, то не было бы и дарственной, я в этом абсолютно уверен.
— Это дурная кровь. — Молчавший до сих пор Португалов неожиданно подал голос. — Желание действовать от противного: назло мужу сяду в лужу! Весьма характерное поведение для неврастеников. И вообще, раздумывая над той жизненной коллизией, что мы видим в отношениях Николая и Александры, я постоянно вспоминаю фразу из памфлета, прочитанного с «Пчеле»… автором его, кажется, являлся сатирик Тертуллиан Пшеничных — это псевдоним, конечно же, вы понимаете.
— Что за слова? — Шумилов не понял подтекста и потому решил уточнить.
— Сварливая жена — лучшее лекарство от долгой жизни. Сказано в точности про обсуждаемый нами случай.
На некоторое время повисла пауза, собеседники обдумывали услышанное.
— Пройдёмтесь, господа, — предложил, наконец, Шумилов.
Пиво было выпито, жареные колбаски съедены. Покинув столик под гостеприимным навесом, троица отправилась бродить по садовым аллеям, расцвеченным фонариками за цветными стёклами. Оркестр по-прежнему играл, хотя теперь его музыка едва доносилась сквозь густую зелень.
— Что же было дальше? — полюбопытствовал Шумилов.
— Уже в конце 1887 года Александра завела себе любовника — есть тут такой хват, Панфилов, мерзкая, абсолютно аморальная личность, в полиции служит. Николай, конечно, узнал, объяснился с женой. А она ничуть не смутилась, буду, говорит, делать то, что хочу. Ты мне не указ и должен спасибо сказать, что я тебя из грязи вытащила. Я вам нарочито так подробно про акции и доли в капитале компании рассказывал, дабы вы ясно представляли, кто кого, на самом деле, откуда вытаскивал.
