— Странно, — озадачился Шумилов, — у всех в округе собаки есть… Ну, а живность домашняя — коровы, утки, куры?..
— Нет, ничего такого нет. Только амбар зерновой. Думаю, если бы была корова, то непременно был бы сеновал.
— Да, это верно. Скажи, а как у него сад-огород? Растёт что-нибудь?
— Можно сказать нет. Разве что одна яблоня, да вишня. Ещё деревья какие-то стоят, но никаких плодов. И повсюду трава высокая, по пояс. Разная такая, цветастая.
— Ну, ладно, Петька, молодец, настоящий «пластун» будешь. Вот твой рубль и еще десять копеек в придачу — за старание. Смотри, никому не сказывай, зачем мы тебя звали, а то в другой раз на разведку не позову.
Вся троица направилась назад той же дорогой, какой приехала. Но, не доезжая до Большой Садовой улицы, Шумилов покинул своих спутников и направился в полицейскую часть на разговор с дядей.
Михаил Васильевич Шумилов, несмотря на то, что отработал в ростовской полиции более двух десятков лет, выше ротмистра так и не выслужился. Хотя супруга часто ему пеняла за склонность всегда и во всём защищать полицию, на самом деле дядя Миша в кругу сослуживцев частенько высказывал нелицеприятные суждения открыто и без затей. А начальство таких подчинённых не особо жалует. Поэтому Михаил Васильевич, говоря об удивительном постоянстве своего невысокого чина, частенько вздыхал: «Не стал я подполковником в восемьдесят пятом, не буду им и в девяносто пятом». Возглавляемая им часть помещалась в прежнем здании Темерницкой таможни; это был небольшой домик, весьма похожий своим казённым убранством на казарму. Сходство дополнялось запахом гуталина, кожи сапог и ремней, ружейного масла и неистребимого в эти жаркие дни смрада потеющих мужских тел. Даже раскрытые окна не спасали положение, поскольку над центральными районами Ростова царило полнейшее безветрие.
У Алексея, едва только он переступил порог полицейской части, тотчас закружилась голова. Лишь, спустя несколько секунд и немного придя в себя, Шумилов смог двинуться на поиски кабинета дядюшки.
В крохотной приёмной полицмейстера на жёстких скамьях разместились трое посетителей. Четвёртым был секретарь, примостившийся за ветхим столом в углу. Узнав у Шумилова, что тот приходится племянником Михаилу, Васильевичу, секретарь мышкой юркнул в дверь кабинета начальника и, вернувшись через полминуты, бодро заверил Алексея Ивановича, что он будет принят «как только господин ротмистр изволят освободиться». Шумилов стал отнекиваться и говорить, что пройдёт к дяде в порядке очереди, но все трое визитёров, дожидавшиеся аудиенции, дружно отказались идти вперёд и заявили, что намерены подождать. Подобное единодушие несколько смутило Алексея Ивановича, и когда через пять минут он оказался в кабинете дяди, то начал именно с этого эпизода.
