– Это что ж, проститутки были?
– Так точно, ваше выскобродь! Как есть гулящие! Сонька Рыжая да Глашка Метла. Они там, у трактира и промышляли. Кот>9 ихний – Мишка Груздь. Нашел покойниц один из ломовиков, что на складах обретаются. Забрел по нужде малой за склады, да и обомлел. Мне сразу сообщил. Я вызвал Егоршина, а потом и господина пристава. Вот, стало быть, и все, – развел он длинными как весла руками. – Соньку ейные родители забрали, они в Соломенских двориках проживают. А Глашка та безродная. Ее за счет казны на бугре за Тамбовской заставой закопали.
Чего-либо еще рассказать городовой не мог. Следовало выяснить у Чернявского что там да как было. А еще опросить второго полицейского, бывшего на месте происшествия в Хомутовке.
По счастью, старший городовой Егоршин был тут же – стоял у ворот злосчастной усадьбы, отгоняя любопытствующих. Увы, он мало что добавил к рассказу Шишкина. Следов насилия на телах покойниц, либо беспорядка в одежде, действительно не было. Лежали они рядком у стены сарая, за высокими кустами крапивы. Лежали поврозь. Крапива и трава рядом с трупами была примята – либо покойницы сами прошли к месту своей смерти с близлежащей тропки, либо их туда кто-то пронес. Точнее сказать городовой затруднялся. При себе имели только желтые билеты да денег почти по рублю у каждой. Значит, грабежу не было.
Осмотр места происшествия был уже окончен, и я отправился в управление, поручив городовому Шишкину разыскать и доставить ко мне Мишку Груздя.
Кот оказался лупоглазым нагловатым парнем в шикарном черном казакине, полосатых гамашах, рубахе красного атласа и начищенных до блеска сапогах. Он дурашливо поздоровался, коснувшись лакового козырька картуза и, не дожидаясь приглашения, вальяжно сел на стул, закинув ногу за ногу.
Городовой Шишкин, несколько покоробленный таким поведением Мишки, кашлянул в кулак. Но тот столь тонкого намека не понял. Тогда городовой спросил напрямую:
– Ваше выскобродь, дозвольте, я ему харю на бок сворочу, чтобы он в разум вошел?
Кот, лениво оборотясь к нему, хмыкнул:
– Эт-то за что ж харю-то? Было б за что, я б не воздражал. Но я чист перед их высокоблагородием и законом, аки невеста. А, значится, и харю мне воротить прав у тебя нет!
Шишкин аж засопел.
Я встал, молча подошел к окну и поглядел во двор, слегка кивнув перед этим городовому. За спиною послышался сочный удар и грохот упавшего тела заносчивого кота.
– Ты часом не пьян, Мишка? – посмеиваясь спросил я.
