– Ты чего там высматриваешь? – услышала я, а затем обернулась. И улыбнулась, чтобы замаскировать предательские мысли. Мало ли, может быть, он всегда любил цветы, а та фотография была сделана напротив его цветов, а не Анны. Я отряхнула ладони.
– Да я тут у тебя намусорила. Слушай, а я вот тут подумала, действительно, почему у тебя нет цветов дома?
– Потому что… я не собираюсь в этой квартире жить долго, – заявил Игорь, поставив меня в полнейший тупик. Не дав мне и дух перевести, он продолжил: – Впрочем, ты права, в любом случае можно пару горшков туда перевезти. Какие ты бы взяла домой? Большие тащить тяжело, надо парочку маленьких. Хорошие вот те, красные. Не помню, как называются, но ухаживать за ними легко. Ах да, бегония.
– Ты уезжаешь? – прошептала я.
Малдер замолчал, словно раздумывая, стоит ли делиться со мной этой информацией. Но решил, что в этом нет необходимости.
– Не завтра, не волнуйся, – бросил Апрель, словно это могло меня устроить. – Поехали домой, Ромашка. У меня даже язык устал, так много я сегодня говорил.
Я решила обидеться. Считаю, я имела на это полное право. Этот закрытый, застегнутый на все пуговицы товарищ имеет какие-то неизвестные мне планы, уезжает куда-то не завтра и ничего, никогда не говорит мне. Видите ли, у него язык устал. Я видела, что Малдер, сказав «А», пожалел об этом и не продолжил с «Б». Не хотел Апрель говорить мне, что уезжает. Куда он собрался? Обратно во Владивосток? От этой мысли мне стало почти дурно.
Я молчала всю дорогу домой, а зайдя в квартиру, забралась в кресло в комнате, поджав под себя ноги, и принялась ковыряться в телефоне с таким видом, словно искала там сокровище древних инков. Игорь не трогал меня: он сам заварил нам чай, принес мне чашку, а затем ушел в ванную и надолго застрял там – наверняка уснул. Устал, блин.
Я позвонила Сашке Гусеву, но он не взял трубку. Я позвонила Лизавете, но она купала Вовку, тот вырывался и пытался сбежать из ванной, словно у него началось кошачье водяное бешенство. Лизавета, конечно, выслушала вполуха все о моих проблемах, но куда больше ее интересовало то, что Вовкина голова осталась немытой. В конце концов Лизавета уронила телефон в ванну, и разговор наш закончился. Я позвонила Машке Горобец.
– Я не понимаю, ты что, всерьез решила со мной раздружиться? – спросила я прямиком. – Мне без тебя плохо.
– А кому сейчас хорошо, а? – Машка отреагировала со свойственной ей невозмутимостью. – У нас тут вообще дурдом, бухгалтерия на ушах ходит.
