«Благодать Божия, — думала Вера, глядя на простор реки, на горы, небо. — А мы живем в грязи и смраде. Почему в домах вонь, во дворах помойки и крысы? Неужели нельзя сделать жизнь чистой? Ну хотя бы не так загаживать прекрасный Божий мир? Живите, радуйтесь! Сколько раз отец Игнатий говорил, что человек создан по образу и подобию Божию. Но почему мой отец превратился в зверя?»
И Вера нашла ответ: «Потому что живет без Бога».
Ответ был найден, но легче ей не стало.
Домой она не вернется — и не из страха, что отец убьет. Просто опостылело ей все в этом доме, вот в чем дело.
Идти ей некуда. Что же остается? Раз нет места для жизни, значит надо с ней расстаться.
Бог поймет и простит. Она ведь не грешила. Приставали к ней дружки отца, но она не поддалась. А отца ударила, потому что защищала мать. Работала, сколько было сил, но так и не сумела навести порядок даже в своей маленькой квартире. Прости, Господи!
Если пойти прямо через Волгу, то в каком-нибудь месте провалишься под лед. Несколько раз следует глотнуть воды — вот и все.
Она стала искать спуск к реке. Оказалось, что это не так-то просто. Подходы к воде были перекрыты сараями, складами. Пришлось обойти всю монастырскую стену. По тропинке между деревянными постройками она вышла наконец к Волге.
Здесь, у воды, на деревянных мостках сидела монахиня и полоскала белье.
Мостки были довольно высокими, и монахиня с трудом дотягивалась до воды. Когда Вера подошла, монахиня, неловко изогнувшись, тащила на себя пододеяльник. Задела им за столб, испачкала и, бросив в таз, с обидой посмотрела на Веру:
— Ну почему доски так высоко?
— Потому что когда лед сойдет, вода поднимется.
— А сейчас как быть?
— Сейчас лучше в бак воды натаскать да согреть хоть немного — вода-то ледяная.
— А я думала, что тут быстрее управлюсь, — монахиня улыбнулась.
Она уже немолодая, глаза большие, синие, смотрят ласково.
«Красавица!» — подумала Вера.
— Можно вам помочь?
Вера сбросила плюшевую жакетку, подвернула рукава кофты, ловко согнулась и, опустив пододеяльник в полынью, сильно повела им из стороны в сторону. Подняла, опять опустила, так несколько раз. Вытащила, привычно отжала, бросила в таз.
И скоро все белье, что принесла сестра Евфросиния (а это была она), лежало в тазу, готовое к сушке.
Подхватив таз с бельем, Вера пошла за сестрой Евфросинией. Развесили белье, и Вера попросила:
— Можно я вам постираю? Я умею.
— Вижу я, что умеешь. Так ведь тебе свои дела надо делать?
