— Тогда я в вашем распоряжении.
— Я не сомневался, что могу на вас положиться.
— Но что от меня требуется?
— Когда миссис Тернер принесет говядину, я вам все объясню. И, — сказал он, набрасываясь на простую еду, которую готовила наша квартирная хозяйка, — обсудить это необходимо теперь же, пока я ем. Времени у меня в обрез. Сейчас уже почти пять. Через два часа мы должны быть на месте. Мисс Ирен, а вернее, мадам, возвращается с прогулки в семь. Мы должны встретить ее у виллы «Бриония».
— И что тогда?
— Предоставьте это мне. Я уже подготовил то, что произойдет. Есть только одно, на чем я должен настоять. Вмешиваться вы не должны, что бы ни происходило. Вы поняли?
— Я должен оставаться в стороне?
— Не предпринимать ничего. Не исключены кое-какие маленькие неприятности. Не вмешивайтесь. В результате я окажусь в доме. Четыре-пять минут спустя окно гостиной откроется. Вы должны встать поближе к открывшемуся окну.
— Хорошо.
— Вы будете следить за мной, так как я буду вам виден.
— Хорошо.
— И когда я подниму руку — вот так, — вы бросите в комнату то, чем я вас снабжу, и сразу закричите «Пожар!» Вам все понятно?
— Вполне.
— Ничего опасного, — сказал он, вынимая из кармана сверточек сигарообразной формы. — Обычная дымовая шашка, какими пользуются паяльщики, с капсулами на обоих концах, обеспечивающими самовозгорание. Ваша задача ограничивается этим. Ваш крик о пожаре будет подхвачен порядочным числом людей. Тогда пройдите в конец улицы, и через десять минут я присоединюсь к вам. Надеюсь, я все изложил ясно?
— Я не должен ни во что вмешиваться, встать у окна, следить за вами и по сигналу бросить в него эту штуку, закричать «Пожар!» и ждать вас на углу улицы.
— Все точно.
— В таком случае можете безусловно положиться на меня.
— Превосходно. Пожалуй, мне пора приготовиться к новой role[7], которую мне предстоит сыграть.
Он скрылся в спальне и возвратился через несколько минут в образе благодушного и простоватого священника-нонконформиста. Широкополая черная шляпа, мешковатые брюки, белый галстук, сочувственная улыбка и общее выражение благожелательного, но настойчивого любопытства, изобразить которое было под силу разве что мистеру Джони Хейру. Холмс не просто переоделся. Его лицо, манера держаться, самая его душа, казалось, менялись с каждой новой его ролью. Сцена потеряла замечательного актера точно так же, как наука лишилась проницательнейшего логика, когда он решил сделать своей специальностью преступления.
