Не знаю, нужно ли мне объяснять что-нибудь еще. Я решил сохранять свою личину настолько долго, насколько сумею, чем и объясняется мой отказ умываться. Зная, в какой тревоге будет моя жена, я снял перстень и в ту минуту, когда никто из констеблей за мной не наблюдал, передал его ласкару вместе со спешно нацарапанной весточкой жене, что у нее нет причин чего-либо опасаться.
— Эту записку она получила только вчера, — сказал Холмс.
— Боже мой! Какую же неделю она прожила!
— Полиция вела наблюдение за ласкаром, — сказал инспектор Брэдстрит, — и, полагаю, ему было непросто отправить письмо незаметно. Вероятно, он перепоручил его какому-нибудь матросу, одному из своих клиентов, а тот не сразу про него вспомнил.
— Именно так, — сказал Холмс, одобрительно кивнув. — Я в этом не сомневаюсь. Но неужели вас никогда не задерживали за попрошайничество?
— Много раз, но штрафы меня не пугали.
— Однако это должно прекратиться немедленно, — сказал Брэдстрит. — Если вы хотите, чтобы полиция замяла это дело, с Хью Буном должно быть покончено.
— В этом я поклялся самой священной клятвой, какую только может дать человек.
— В таком случае, полагаю, что, вероятнее всего, никаких шагов предпринято не будет. Но если вы попадетесь снова, все неминуемо выйдет наружу. Мистер Холмс, мы чрезвычайно вам обязаны за раскрытие этого дела. Хотелось бы мне знать, каким образом вы достигаете подобных результатов!
— Этот я получил, — ответил мой друг, — посидев на пяти подушках и скурив унцию табака. Думаю, Ватсон, если мы отправимся на Бейкер-стрит, то как раз успеем к завтраку.
Приключение «Красного круга»
— Ну-с, миссис Уоррен, не вижу, что у вас есть особый повод беспокоиться, и не понимаю, с какой стати я, чье время имеет некоторую ценность, должен вмешиваться в это дело. Право же, мне есть чем заняться.
Так сказал Шерлок Холмс и вернулся к толстой тетради, в которой размещал и индексировал сведения о своих недавних делах.
Однако квартирная хозяйка была с избытком наделена упорством и хитростью, свойственными ее полу, и твердо стояла на своем.
— В прошлом году вы уладили дело одного моего жильца, — сказала она. — Мистера Фэрдейла Хоббса.
— А, да! Очень простое.
— Да он-то только про то и говорил — про вашу доброту и как вы осветили мрак. Вот мне и припомнились его слова, как меня саму одолели сомнения и мрак. Я знаю, вы бы его осветили, если бы захотели.
Тщеславность иногда делала Холмса уступчивым, как, надо отдать ему справедливость, и его доброта. Две эти силы понудили его отложить со вздохом липкую от клея кисточку и отодвинуть кресло назад.
