В романе «Шел по дороге человек» развертывалось своеобразное поэтическое сражение не только с древним мифом, но и с самим миросозерцанием людей, живших три тысячелетия назад. Это только кажется, что город Вани в целом и его жителей в отдельности преследует неумолимый и безжалостный, возвышающийся над людьми рок — обыкновенная неспособность обитателей некогда славного города противоборствовать злу становится причиной их несчастий, причиной их душевной деградации. Взгляд поэта на происходящее поражает своей конечной трезвостью. Механизм действия обнажен, все имеет свои реалистические причины, свои объяснения.
И панорама бесконечных несчастий, преследующих род Макабели, не скрывает ничего особенно таинственного. Но повествованию задана столь высокая тональность, а беды семьи следуют друг за другом с такой жестокой неизбежностью, что поневоле возникает мысль о некоем роке, стоящем над семьей и определяющем каждый поворот ее бытия.
Вторгаясь в античные времена, писатель обращался к огромным, основополагающим категориям человеческой жизни, рассматривая их в первозданном масштабе. Он не мог не задуматься над идеей рока, тяготеющего над людьми и определяющего их судьбы, идеей, отразившей затаенный страх человека античности перед непознанным окружающим миром. Эта идея неожиданно доказала свою немеркнущую поэтическую увлекательность в новом романе О. Чиладзе, где налицо и укрупненность нравственных проблем, и та условность в обрисовке персонажей и мотивов их поведения, та видимая пунктирность связи героев с определенной средой и временем, когда ничто не мешает увидеть общечеловеческий характер главных конфликтов романа.
Повествование о Кайхосро Макабели и его потомках трагично, потому что в каждом микросюжете (почти до самого финала) уже заложена трагедия — без вариантов уготованной развязки. «Как же, как не вынужденными, назвать действия человека, не имеющего выбора, делающего не то, чего хочет, а то, что может по обстоятельствам? Таков уж был подарок его треклятой судьбы — это была судьба, это она устроила так, чтоб его наследственный дом оказался за тридевять земель, именно на его бывшей родине...»
Мысль о человеке, «не имеющем выбора», принадлежит в конечном счете самому Кайхосро, и, наверное, у нас есть основания отнестись к ней с большим скепсисом. Ведь никто не заставлял нашего героя являться в деревню Уруки в чужом мундире, присваивать чужое имя, чужой титул, чужих предков и даже — вполне в стиле разворачивающейся трагикомедии — могилку лжететки, умершей ребенком. Свою жизненную дорогу фальшивый майор без особых раздумий выбрал сам.
