Наконец, она нашла его в отдаленном углу сада. Она заметила его на нижней террасе, расположенной на одном из бастионов городской стены. Гаэтано сидел и спокойно высекал статуэтку. Увидя донну Микаэлу, он поднялся и пошел к ней с протянутыми руками.
Она едва поздоровалась с ним.
— Это правда? — спросила она. — Вы вернулись, чтобы погубить нас?
Он громко рассмеялся.
— Здесь был синдик, — сказал он. — Приходил и настоятель. А теперь являетесь вы?
Ее оскорблял его смех и упоминание о синдике и священнике. Ее приход имел совсем другое и большее значение.
— Скажите мне, — настойчиво повторила она, — правда ли, что сегодня вечером у нас произойдет восстание?
— О, нет, — отвечал он. — Восстания у нас не будет. — И он произнес это так печально, что ей почти стало жаль его.
— Вы причиняете донне Элизе много горя! — воскликнула она.
— И вам тоже, правда? — произнес он с легкой насмешкой. — Я причиняю вам всем много огорчений. Я — потерянный сын, я — Иуда, я — карающий ангел, изгоняющий вас из этого рая, где питаются только травой!
Она возражала:
— Может быть, мы находим, что лучше оставаться, как есть, чем быть расстрелянными солдатами.
— Да, гораздо лучше голодать. Ведь к этому уже привыкли!
— Нет ничего приятного быть убитым разбойниками.
— Но зачем же допускают существование бандитов, если не хотят быть ими убиты?
— Да, я это знаю, — проговорила она, все больше волнуясь. — Вы хотите уничтожить всех богатых!
Он ответил не сразу, он стоял и кусал себе губы, чтобы не быть слишком резким.
— Позвольте мне высказаться вам, донна Микаэла! — сказал он, наконец. — Позвольте мне объяснить вам!
Он сразу успокоился и так просто и ясно рассказал ей про социализм, что его понял бы и ребенок.
Но она была далеко от того, чтобы следить за ним. Может быть, она и могла, но не хотела.
В эту минуту она совсем не хотела слушать о социализме.
При виде Гаэтано ее охватило какое-то необъяснимое чувство. Земля заколебалась у нее под ногами, и она почувствовала невыразимое блаженство.
«Боже, да ведь я люблю его, — думала она. — Я люблю его!»
Пока она искала его, она прекрасно знала, что она ему скажет. Она хотела вернуть его к детской вере. Она хотела доказать ему, что это новое учение ужасно и достойно порицания. Но любовь спутала все ее мысли. Она ничего не могла ответить ему. Она только слушала его и удивлялась его словам.
Она в изумлении спрашивала себя, не стал ли он еще прекраснее, чем был раньше. Она никогда не терялась так при виде его, никогда она так не волновалась. Или это было потому, что теперь он стал свободным и сильным человеком? Она пугалась, чувствуя, какую власть он имеет над ней.
