Он говорил им, что, как бы они ни упорствовали в своем неверии в наступление нового времени, оно все равно придет к ним. Как солнце без их помощи поднимается каждое утро из-за моря, так и это время наступит само собой. Но почему они не хотят приветствовать его, почему не хотят идти ему навстречу? Зачем они запираются и пугаются нового света?…
Он долго говорил таким образом, и вокруг него собиралось все больше бедняков Диаманте.
И чем дольше он говорил, тем прекраснее складывалась его речь, и тем громче звучал его голос.
Огонь сверкал в его ясных глазах, и народу, смотрящему на него, он казался юным принцем.
Он был похож на своего могущественного отдаленного предка, который обладал могуществом оделять всех жителей своей страны золотом и счастьем. Они чувствовали себя утешенными и радовались, что их молодой господин любит их.
Когда он замолчал, они начали радостно кричать, что они последуют за ним и сделают все, что он им прикажет.
В одно мгновенье он приобрел над ними власть. Он был так прекрасен и величествен, что они не могли противостоять ему. A вера его была так сильна, что захватывала и покоряла всех.
В эту ночь в Диаманте не было ни одного бедняка, который не верил бы, что скоро Гаэтано создаст для них беспечальные, счастливые дни. В эту ночь все голодные отошли ко сну с твердой уверенностью, что при пробуждении они увидят перед собой стол, покрытый яствами.
И в словах Гаэтано было столько власти, что он мог убедить стариков, что они еще молоды, а дрожащему от холода внушить, что ему тепло. И чувствовалось, что обещания его должны исполниться!
Он — властелин нового времени. Руки его исполнены щедрот, и с его возвращением на Диаманте польются счастье и благоденствие.
* * *
На следующий день вечером Джианнита вошла в комнату больного и шепнула донне Микаэле:
— В Патерно началось восстание. Там уже нисколько часов идет стрельба; слышно даже здесь. В Катанию послано за войсками. И Гаэтано говорит, что то же самое скоро начнется и здесь. Он говорит, что восстание должно вспыхнуть сразу во всех городах Этны.
Донна Микаэла сделала Джианните знак остаться с отцом, а сама вышла из дому и перешла в лавку донны Элизы.
— Где Гаэтано? — спросила донна Микаэла. Я должна поговорить с ним.
— Бог да благословит твои слова, — отвечала донна Элиза. — Он в саду.
Она перешла двор и вошла в садик, обнесенный каменной стеной.
В этом саду было много извилистых тропинок, переходящих с одной террасы на другую. В нем было много беседок и укромных уголков. И все так густо заросло плотными агавами, толстыми пальмами, толстолиственными фикусами и рододендронами, что ничего не было видно на расстоянии двух шагов. Донна Микаэла долго блуждала по бесчисленным тропинкам, пока наконец увидала Гаэтано. И чем дольше она ходила, тем сильнее становилось ее нетерпение.
