Сердце донны Элизы сжалось от сострадания.
Действительно со слепыми поступили страшно несправедливо.
Донна Элиза подошла к дону Маттео.
— Ваше преподобие, — сказала она, — вы говорили с синдиком?
— Ах, ах, донна Элиза, — произнес дон Маттео, — лучше вам самим попробовать поговорить с ним.
— Ваше преподобие, синдик человек новый, может быть, он ничего и не знал о слепых.
— С ним говорили и синьор Вольтаро, и патер Росси, и я сам. А он твердит свое, что не может изменить постановления городского совета. Вы сами знаете, донна Элиза, что нельзя отменять решений городского совета. Если бы даже он решил, что ваша кошка должна служить обедню в соборе, то и тут ничего не поделаешь.
Вдруг в церкви произошло движение. Вошел высокий слепой старик.
— Отец Элиа, — шептали кругом, — отец Элиа!
Отец Элиа был старшина общества слепых певцов, которые по обыкновению собрались здесь. У него были длинные белые волосы и такая же борода, и он был красив, как святой патриарх.
Он, как и остальные, поднялся наверх к патеру Суччи. Он сел около него и прижался лбом к гробнице.
Донна Элвза подошла к отцу Элиа и сказала ему:
— Отец Элиа, вы должны поговорить с синдиком!
Старик узнал голос донны Элизы и ответил ей низким старческим голосом.
— Неужели вы думаете, что я ждал, пока вы мне посоветуете это! Неужели вы думаете, что моей первой мыслью не было пойти к синдику?
Он говорил так резко и отчетливо, что рабочие перестали стучать молотками и начали прислушиваться, думая, что кто-то говорит проповедь.
— Я сказал ему: мы, слепые певцы, образуем общество, и иезуиты уже триста лет тому назад открыли перед нами эту церковь и дали нам право собираться в ней, чтобы выбирать новых членов и разучивать новое пение.
И я сказал ему, что наше общество насчитывает тридцать членов и что святая Лючия наша патронесса, что мы никогда не поем на улицах, а только во дворах домов и в закрытых помещениях, и что мы поем только легенды о святых и погребальные песни, но никогда ни одной легкомысленной песенки, и что иезуит патер Суччи допустил нас в эту церковь, потому что слепые — певцы Господни.
И я сказал ему, что мы разделяемся на recitatores, которые умеют петь только старые песни, и travatores, которые слагают новые.
Я сказал ему, что мы служим на утешение многих на нашем острове. Я спросил его, за что он хочет отнять у нас жизнь.
Потому что бездомные не могут жить.
Я сказал ему, что мы ходим из города в город по всей Этне, но что дом наш в Диаманте, в церкви Лючия, где для нас каждое утро служат обедню. И вот он хочет лишить нас утешения слушать слово Вожие.
