Все несчастье было в том, что донна Элиза не хотела в это поверить. Она была последней из Алагона, оставшейся в Диаманте. Народ считался с ее мнением больше, чем сам это сознавал. Если бы донна Элиза поверила, весь город пришел бы на помощь донне Микаэле.
Но на беду донна Элиза ни за что не хотела верить, что Бог и святые помогают ее невестке.
Она наблюдает за ней с самого праздника Сан-Себастиано. Как только кто-нибудь упоминает имя Гаэтано, она бледнеет и теряется. Лицо ее становится похоже на лицо грешника, терзавшегося угрызениями совести.
Однажды утром донна Элиза сидела и думала об этом, и она задумалась так глубоко, что даже выронила из рук иголку.
«Донна Микаэла не уроженка Этны, — думала она, — она стоит заодно с правительством, она радуется, что Гаэтано в тюрьме»,
В эту минуту по улице пронесли большие носилки. Они были доверху нагружены разной церковной утварью. Тут были люстры, алтарные шкафики и ящички с реликвиями. Донна Элиза мельком взглянула на них и снова прогрузилась в свои мысли.
«На праздник Сан-Себастиано она не позволила украсить дом Алагона, — думала она. — Она не хотела, чтобы святой помог Гаэтано».
Тут с шумом проехала тележка, которую везли двое людей. На ней лежала целая гора церковных завес, богато расшитых покровов и образов в широких вызолоченных рамах.
Донна Элиза отмахнулась рукой, как бы желая отогнать последнее сомнение. Нет, история с доном Антонио не была чудом. Святые должны же знать, что в Диаманте нет средств строить железнѵю дорогу.
Тут проехала желтая ломовая телега, нагруженная пюпитрами, молитвенниками, скамьями и другой церковной утварью.
Донна Элиза вскочила с места. Она выглянула из-за четок, которые рядом висели на окне. Проезжала уже третья повозка с церковными вещами. Грабят что ли в Диаманте? Или на город напали сарацины?
Она вышла за дверь, чтобы лучше видеть. В это время мимо нее несли носилки, на которых лежали погребальные венки из жести, доски с длинными надписями и плиты, которые прибывают к стенам церкви в память умерших.
Донна Элиза спросила носильщиков и узнала наконец, что происходит. Все это вывозили из церкви Santa Lucia in Gesu. Синдик и городское управление решили отдать эту церковь под театр.
После восстания в Диаманте был назначен новый синдик. Это был еще молодой человек из Рима. Он не знал города, но ему хотелось чем-нибудь проявить себя. Он заявил на городском совете, что Диаманте следовало бы иметь театр, как в Таормино и других городах. Можно было просто-напросто обратить в театр одну из церквей. Для такого маленького города было слишком достаточно пяти церквей и семи монастырей. Одну церковь свободно можно было упразднить.
