– Могу, точно вам говорю. Всё равно нет?
– А вы знаете, как сделайте, – вдруг оживилась она, – вы всех по списку проверьте. У вас же есть список присутствующих! Можно методом исключения узнать его фамилию.
– Ага, интересно, – Гаврилов задумался. – Вот значит как. То есть вы как общество не хотите участвовать в наказании преступника. Для вас это грязная работа. Пусть её делает государство, то есть я. А потом вы же сами и скажете, что государство – палач, что я – злой препод. А вы? Вы сами? Вы ни при чем. Интер-р-ресная гражданская позиция! И это ладно я. Я проверю по списку и найду нарушителя, а в настоящем государстве? В настоящем государстве такой список состоит не из тридцати фамилий, а из миллионов. Как методом исключения найти преступника? Никак. Граждане тоже не стучат. Вот и всё. Вот и нет порядка в стране.
В этот момент дверь в аудиторию отворилась, и рыжий с виноватым лицом протиснулся внутрь. По его глазам Гаврилов понял, что тот никуда не отлучался, а торчал всё время за дверью, подслушивая.
– Можно войти? – смущённо поинтересовался он.
– Ого! – Н. И. посмотрел на него. – Что же вы вернулись? Ведь я же не преподаватель? Идите. Вы свободны. Ваши товарищи вас не сдали, так что я даже не могу вас наказать.
– Ну как, всё равно, – рыжий пожал плечами и часто заморгал, хлопая светлыми ресницами. – Зайти-то можно.
– Как хотите.
Он молча прошёл у Гаврилова за спиной и уселся за парту. Его лицо пылало от смущения.
– Та-а-ак, – ухмыляясь, протянул Н. И., – теперь наконец-то все верят в то, что я власть. Надо сказать, вы, – обратился он к рыжему, – меня разочаровали.
Студенты притихли, вторично потрясённые поведением товарища.
– Это говорит только об одном, – торжествующе продолжал Гаврилов, – в вашей группе отсутствует элита. Вы, как сказал бы Ницше, масса, рабы. Вы не можете поставить под сомнение легитимность моей власти.
«Что такое легитимность?» – зашелестело в аудитории. «Что такое легитимность?» – передавалось от студента к студенту. «Это законность», – прошептала староста и сверкнула глазами.
– А почему я сказал «легитимность»? – задал вопрос Гаврилов. – Почему не сказал, например, «законность»?
Студенты молчали.
– Потому, уважаемые коллеги, что я причисляю себя к элите. А элита всегда стремится отделиться от массы и использует свой язык, свою одежду и так далее. Говоря «легитимность», я вам демонстрирую свою элитарность. Я не верю во власть. Я всякую власть ставлю под сомнение. Власти вообще нет, по моему мнению. Есть ситуация. И в каждой ситуации два полюса: те, кто верит, что властвуют, и те, кто верит, что подчиняются. Но вера, видите ли, хрупкое образование, очень часто меняется. Повод усомниться во власти находится всегда. Меняется вера – меняется власть.
