, а чтобы все, все советские люди, включая моих родителей, мечтали… мечтали о чём-то большем, чем колбаса и икра! Что я должна была предпринять? Стать диссиденткой и… и закончить свои дни в психиатрической лечебнице? Эмигрировать заграницу? Нет. Невозможно… невозможно сломать систему снаружи, её можно перестраивать только изнутри, для чего нужно внедриться, да, внедриться, поступившись какими-то своими идеалами на время. Это называется принцип… принцип айкидо – не идти в лоб на таран, а использовать силу противника, который заведомо больше, да, больше и мощнее тебя, против него же!
– Иными словами, от меня потребуется определённый «прогиб», – уточнил Николай Иванович.
Анна Геннадьевна пожала плечами:
– Вся… вся беда умных и достойных людей в том и состоит, что они брезгливы, да, брезгливы – боятся лишний раз лизнуть… лизнуть задницу, и власть в итоге захватывают наглые тупые жадные циники! Ты бы хоть раз, хоть раз близко взглянул на всех этих деятелей, с которыми мне частенько приходится сталкиваться. Их рожи! Видел бы ты их рожи! – она взяла бокал за ножку и сделала несколько крупных глотков, осушив его. – Честных интеллигентных лиц – одно… одно на тысячу! Да, это так. А почему? Потому что вы, умные и достойные люди, сидите… сидите по ресторанам, по кухням, по интернетовским форумам и целыми днями переливаете из пустого в порожнее – как бы нам эдак вот, эдак вот взять да и обустроить Русь!
Возбудившись, Анна Геннадьевна схватила бутылку вина и наполнила бокал до краёв.
– И пока вы… и пока вы критикуете и ругаете этих засранцев, они на глазах у вас обустраивают, да, обустраивают Русь на свой манер. И даже не обустраивают, а наглым образом, наглым образом потрошат. Но вы… вы этого как будто не замечаете, потому что сидите в дорогих ресторанах, едите фуа-гра и устриц, и в вашей… в вашей среде поругивать правительство уже стало просто модой, пустозвонством, которое никого ни к чему не обязывает. Да. А если бы вы только увидели изнутри, как дело обстоит на самом деле, вам стало бы стыдно! Стыдно за выбранный вами путь невмешательства, – Анна Геннадьевна выпила залпом полбокала и, сокрушённо покачав головой, продолжала: – Но вы не увидите, не увидите, потому что боитесь испачкать ваши чистые лакированные ботинки во всей этой политической… политической грязи.
– Аня! – Николай Иванович, никогда ранее не видевший жену в таком возбуждении, поспешил подняться из-за стола и обнять её крепко за плечи. Она прятала на груди пустой уже бокал и расстроенно глядела прямо перед собой.
