Особые поручения: Декоратор | страница 49
– Вы-то, милейший, мне и нужны, – впервые разомкнул уста Эраст Петрович. – П-потолкуем?
Он взял фабриканта двумя пальцами за запястье и быстро зашагал к затворенным дверям банкетной. Видно, пальцы коллежского советника обладали каким-то особенным свойством, потому что корпулентный хозяин скривился от боли и мелко засеменил за решительным брюнетом с седыми висками. Лакеи растерянно застыли на месте, а мишка немедленно уселся на пол и дурашливо замотал мохнатой башкой.
У дверей Фандорин обернулся.
– Продолжайте веселиться, г-господа. А Кузьма Саввич пока даст мне кое-какие разъяснения.
Последнее, что заметил Эраст Петрович, прежде чем повернуться к гостям спиной, – сосредоточенный взгляд эксперта Захарова.
Стол, накрытый в банкетной, был чудо как хорош. Коллежский советник взглянул мельком на поросенка, безмятежно дремлющего в окружении золотистых кружков ананаса, на устрашающую тушу заливного осетра, на замысловатые башни салатов, на красные клешни омаров и вспомнил, что из-за неудавшейся медитации остался без обеда. Ничего, утешил он себя. У Конфуция сказано: «Благородный муж насыщается, воздерживаясь».
В дальнем углу алел рубахами и платками цыганский хор. Увидели хозяина, которого привел за руку элегантный барин с усиками, оборвали распевку на полуслове. Бурылин досадливо махнул им свободной рукой: нечего, мол, пялиться, не до вас.
Солистка, вся в монистах и лентах, поняла его жест неправильно и завела грудным голосом:
Ой да не-су-женый, ай да невен-ча-ный…
Хор глухо, в четверть силы подхватил:
Привез каса-то-чи-ку в терём бревен-ча-тый…
Эраст Петрович выпустил руку миллионщика, обернулся к нему лицом.
– Я получил вашу посылку. Должен ли я расценивать ее как п-признание?
Бурылин тер побелевшее запястье. На Фандорина смотрел с любопытством.
– Ну и силища у вас, господин коллежский советник. С виду не скажешь… Какое еще послание? И в чем признание?
– Вот видите, и чин мой вам известен, хотя Захаров давеча его не называл. Ухо отрезали вы, б-больше некому. И на врача учились, и у Захарова вчера с однокашниками побывали. То-то он уверен был, что уж кто-то, а вы непременно здесь сегодня будете. Почерк ваш?
Он предъявил фабриканту обертку от «бандерори».
Кузьма Саввич взглянул, ухмыльнулся.
– А чей же. Понравился, значит, мой гостинчик? Я велел, чтоб непременно к обеду доставили. Не поперхнулись бульоном-то, а? Поди, совещанию собрали, версий понастроили? Ну каюсь, люблю пошутить. Как у Егорки Захарова вчера со спирта язык-то развязался, я удумал штуку выкинуть. Слыхали про лондонского Джека Потрошителя? Он с тамошней полицией такой же фокус проделал. У Егорки там на столе дохлая девка лежала, рыжая такая. Взял незаметно скальпель, тихонько оттяпал ухо, в платочек обернул, да в карман. Уж больно кудряво он вас, господин Фандорин, расписывал: и такой вы, и этакий, и любой клубок размотать можете. А что, не соврал Захаров – вы субъект любопытный. Я любопытных люблю, сам из таковских. – В узких глазах миллионщика блеснул лукавый огонек. – Давайте так. Забудьте вы эту мою шутку – все равно она не задалась. А поедемте-ка с нами. Знатно покуролесим. Скажу по секрету, я препотешный кундштюк один выдумал для врачишек этих, моих стародавних знакомцев. У мадам Жоли уже все подготовлено. Завтра Москва животики надорвет, как узнает. Поедемте, право слово. Не пожалеете.
