царь, который согласно своей функции воспринимался как образ бога света на земле, принадлежал к касте магов и возглавлял ее. Кроме того, у некоторых народов имелся обычай свергать и даже убивать властителя в случае несчастья или бедствия —поскольку это казалось знаком уменьшения мистической силы «удачи», благодаря которой он получал право стоять во главе народа
[46] —подобный обычай, несмотря на то, что он является явным признаком суеверного вырождения, можно отнести к тому же порядку идей. У скандинавских племен вплоть до времен готов, где также сохранялся принцип царственной святости (царь считался одним из асов или полубогом), который побеждает благодаря своей силе «удачи» —
quorum quasi fortuna vincebat[47] — несчастье означало не столько отсутствие мистической силы «удачи», ослабшей в царе, но воспринималось скорее как следствие некого поступка, совершенного им в качестве смертного индивида, что и вело к параличу его объективной действенности.
[48] Так, например, согласно традиции, «слава» —мистическая действенная добродетель —покинула древнеиранского царя Йиму вследствие его отступления от основной арийской добродетели (истины) в результате того, что он осквернил себя ложью.
[49] В христианстве вплоть до времен франков-каролингов Средневековья иногда созывались советы епископов для расследования того, какие проступки со стороны представителей светской или церковной власти стали причиной конкретного бедствия. Таковы были последние отзвуки указанной идеи.
Таким образом требовалось, чтобы верховный владыка сохранял символическое и солнечное качество непобедимости —sol invictus, ήλιος ανίκητος —или же состояние центральности, которому, собственно, и соответствует дальневосточная идея «неизменности в середине». В ином случае сила, а вместе с ней и функция могла перейти к тому, кто мог доказать, что более достоин ее. Уже здесь можно указать на один из случаев, при котором понятие «победы» становится точкой пересечения различных значений. В связи с этим наибольший интерес представляет древняя легенда о царе Немийской рощи (взятая в ее наиболее сокровенном смысле), сан которого, одновременно царский и жреческий, переходил к тому, кто сумел победить и убить его —известна попытка Фрэзера связать с этой легендой разнообразные традиции подобного типа, распространенные по всему миру.
Здесь испытание как физическое сражение является лишь материалистическим отражением того, чему свойственен высший смысл, и что следует отнести к общей идее «божественного суда», о которой речь пойдет в дальнейшем. Что касается наиболее глубокого смысла, сокрытого в этой легенде о царе-жреце из Неми, то необходимо помнить, что согласно традиции померяться силами с
