Летом пятьдесят третьего волею судьбы мои мама и папа поступили на факультет журналистики МГУ и были зачислены в одну и ту же группу. Отец всегда говорил, что полюбил маму с первого взгляда, на что мама непременно удивлялась, зачем тогда отец три года скрывал свои чувства. Не Зинкой ли Седовой с параллельного потока на самом деле было занято папино внимание? Папа парировал тем, что просто не мог допустить маминого отказа, и поэтому ждал момента, когда бы его признание попало в цель наверняка, и Зинка Седова тут ни при чем. И не на записного ли красавца Петра Крашенинникова (вылитый актер Дружников) из соседней группы на самом деле заглядывалась мама, хотя и уверяла, что тот самый папин «первый взгляд» стал определяющим и для нее, и она просто терпеливо ждала, когда же наконец ухажер-воздыхатель решится на признание, а на Крашенинникова поглядывала специально, чтобы спровоцировать папу на решительные действия. Как бы то ни было, признание, наконец, состоялось, было встречено благожелательно и стало, по сути, предложением, которое тоже было сразу принято. Правда, бракосочетание отложили до окончания учебы, и последние два года гордо носили звание «жених и невеста». Свадьбу сыграли в июне, сразу после защиты дипломных работ, чтобы распределяться уже расписанными, — чтобы не раскидали. Но поскольку в учебе оба родителя были из первых, на обоих и так заранее пришли запросы от московских изданий, где они практиковались. Маму позвали в «Комсомольскую правду», папе, больше тяготевшему к популяризаторству научно-технических достижений современной науки, «как доктор прописал» работу в журнале «Наука и жизнь». Через четыре года родился я.
Интересна история выбора родителями моего имени. Обоим им (маме — как корреспонденту «Комсомолки», папе — с ней за компанию) повезло быть на премьерном показе «Иванова детства» Андрея Тарковского в апреле 62-го. Мне уже стукнуло полтора месяца, мама была еще в декретном отпуске, но в редакции как раз пустовало место «корра» по культуре, и ее очень попросили сходить на премьерный показ. Оставив меня с бабушкой, родители с удовольствием рванули «в киношку». Как и на многих, фильм произвел на родителей совершенно сногсшибательное впечатление, Тарковский сразу стал их кумиром. А я, к слову, тогда еще не был даже зарегистрирован, и только потому, что родители никак не могли сойтись во мнениях по поводу моего имени. Павлы, Ильи, Владимиры — в честь предков — были слишком уж ветхозаветными, а такие актуальные Роберт или Евгений не нравились бабушке. Имя Андрей понравилось обоим, хотя раньше и не рассматривалось. Но «Андрей Андреевич» не годилось, потому что такое сочетание напоминало отцу о предателе генерале Власове, самом ненавидимым им персонаже еще очень памятной войны. И тогда появилась идея назвать меня Арсений, по имени отца режиссера. Вспомнили, что Тарковский-старший — тоже поэт (ну, не Евтушенко с Рождественским, конечно, но все же), и вообще кандидатура очень достойная. Бабушке Марии имя тоже очень нравилось — некоторой своей «старизной». В общем, все сошлось, и я стал Арсением.
