Едва ли осталось больше десятка людей, которых я теперь был бы рад видеть часто.
Еще с меньшим количеством друзей мне иногда не скучно общаться в режиме диалога. Но говорю я теперь крайне мало. Порою каждая фраза дается мне с трудом и, произнося слова, я отчетливо чувствую, что вместе с ними во мне растут усталость и опустошенность. Не дай Бог, если кто-то начинает длинно говорить при мне о политике, ценах в магазинах, экологии или падении морали, а тем более жаловаться на жизнь. Буквально физическая тошнота подступает мне к горлу, а пустые слова, заполняя пространство, пожирают оставшийся воздух, вынуждая меня бежать на свободу.
А ведь было время: я жадно и долго слушал всех, стремясь понять каждого, научиться от них всему, ни на мгновение не задумываясь, понадобится ли мне это в жизни. Потом настало другое время: я говорил и говорил, собирая приватные компании и огромные аудитории. А когда этого было мало, газеты, журналы, радио и телевидение охотно становились моими трибунами. Психология, философия, религия и социальная география – были последними темами моих жарких монологов.
А потом началось это. Я поменял адрес и завел автоответчик, который неустанно сообщал любому раздобывшему мой номер телефона: "Виталия Сундакова почти нет. Спасибо всем".Две недели я разжигал зимой чужими визитными карточками печь на даче и жег во дворе большие бумажные костры. Из огромной библиотеки отца я перевез сюда лишь десяток книг, но и до них душа доходила крайне редко.
Томительное чувство появления чего-то важного обостряло интуицию, обнажая ее до чувствительности голого зубного нерва. Эта гремучая помесь ожидания, тревоги, большой глупой незамеченной потери и остробоевой готовности к трансформации несмолкаемо звучала во мне сладко ноющей нотой. Я поднимал нос по ветру как старый волк, пытаясь по запаху определить, Атлантику я вдыхаю или Северный Ледовитый океан? Все чаще я ловил себя на том, что почти постоянно буквально исследую свои мысли и ощущения, слова, поступки и любую внешнюю информацию, прорывавшуюся сквозь созданный мной барьер.
Мной ли? Я боялся пропустить знак, мысль, намек, которые, вспыхнув, подчинят, увлекут и организуют меня на нечто реально важное. Важное для кого-то еще. Не знаю пока, для многих людей или для кого-то конкретно? Действо это будет или действие, формула новой философии для внутреннего пользования или долгое большое дело для многих? А может, кто-то очень нуждается в моем нарождающемся в строгой тайне от меня авантюрном поступке?…
