— Чего ты кричишь?!
— Потому что ты ставишь меня в один ряд с тупоголовыми нарциссами!
— Я не считаю тебя нарциссом! Я сказала, что такие бывают. Какая разница, что я думаю?
— Я не хочу, чтобы ты внушала моему сыну, что я самовлюбленный придурок!
Андерс резко встал и размашистыми шагами подошел к дивану.
— А я не хочу, чтобы моего сына окружали папарацци и озабоченные фанатки его отца! Чтобы он считал, что это нормально, когда вокруг трутся сотни незнакомых женщин!
— Может, стоило подумать об этом, когда ты сама терлась об меня?!
— Пошел ты к черту, Норберг! — Лида встала и направилась в свою комнату. — И чтобы ты знал: не прошло и минуты, чтобы я не жалела о той ночи!
Она с силой захлопнула дверь и услышала, как в ответ хлопнула дверь Андерса.
Ее колотило от гнева. А ведь Виталик предупреждал, — хотя она прекрасно понимала сама, — что Андерс из другого мира. Он публичный человек, а это диагноз. Публичные люди должны возложить на жертвенный алтарь семью, личную жизнь, близких людей. А она не собиралась становиться жертвой. И тем более жертвовать ребенком.
Лида металась по комнате, пытаясь избавиться от яростной дымки в голове. Но замкнутое пространство выводило ее из себя еще больше. Она не помнила, когда так бесилась в последний раз. Лида привыкла считать себя флегматиком.
Бег. Кроссы в спортшколе всегда как следует прочищали мозги. После пары километров слышишь только ритмичный шорох подошв и собственное дыхание. Минута-другая на переодевание, и Лида выруливала из гаража в направлении Гриффит-Парка.
Вернуться в Россию?.. Глупо. Остаться? Нужно жилье. Две спальни. Хотя бы одну поначалу. У Андерса она не возьмет ни копейки. Хочет быть папой — пусть оплатит частную школу или колледж. И машину, надо вернуть машину. Не прямо сейчас, пока не возьмет другую… Жилье. Московская квартира дает почти полторы тысячи долларов в месяц. Сколько стоит здесь — неизвестно, но не обязательно ведь Лос-Анджелес. Это дорогой город. Есть и уютные северные штаты. Подальше от папарацци. И от него. Миннесота, кажется. Надо посмотреть, сегодня же. Потом удаленная работа. Если поднапрячься — тысячи полторы. Ну, семьсот-восемьсот точно. Жить можно. А после родов можно поискать работу здесь.
Дыхание стало сбиваться, и Лида остановилась. Раньше она бы пробежала больше. Она отдышалась и медленно побрела назад. Икры с непривычки гудели. Собственная слабость вызвала у нее смесь досады и презрения к себе. Она вытерла пот со лба и ломанулась вперед, изо всех сил отталкиваясь ногами от земли.
