— Ну, ладно, — воскликнул Мердок, вырывая Гэвина из его раздумий. — Похоже, у нас все готово, — он поднял рацию. — Мы готовы к приходу следователей-SOCO.
Тяжело дыша, Гэвин попытался соскрести палкой остатки грязи со своих резиновых сапог.
— Эй, Гэвин, только не тащи грязь на настил!
Гэвин отошел в сторону и продолжил очищать сапоги, отбрасывая шматки грязи в темноту. На болота опустился холодный вечер, липкий туман сгустился низко над землей, покрыв место преступления мистической белой пеленой. Теперь окружающий пейзаж по-настоящему походил на декорации из фильма ужасов.
Он услышал голоса и увидел огни, пробивающиеся сквозь туман. Через мгновение показался высокий суровый мужчина: Малага. У него была бритая, блестящая, словно после полировки, голова, венчавшая массивную шею, покрытую черными волосами. Всем своим видом он напоминал быка. За ним следовал молодой азиат — эксперт-криминалист — а позади, кряхтя и шаркая, мужчина, явно страдавший ожирением, нес оборудование для фотосъемки.
Малага остановился на краю места преступления и заговорил глубоким, мелодичным голосом:
— Спасибо, шеф Мердок, — он махнул вперед фотографу, который, по крайней мере, профессионально сделал снимки со всех ракурсов, наклонившись, затем поднявшись во весь рост, повернувшись и так, и эдак. Молчаливые вспышки озаряли место преступления каждые несколько секунд, и фотограф, несмотря на свои массивные габариты, двигался с удивительной ловкостью. Гэвин старался держать себя в руках и оставаться, главным образом, профессионалом, поэтому усердно сохранял на лице непроницаемое, бесстрастное выражение. Прежде ему никогда не приходилось бывать на месте убийства. Когда он снова взглянул на тело, которое перевернули на спину, и заметил символы, вырезанные на груди покойника, то испытал еще одну волну удивления и ужаса. Гэвин задался вопросом, кто мог это сделать и почему. В этом не было смысла! Никакого. Что могло послужить мотивом для подобного действа? Вдобавок Гэвин был переполнен гневом — гневом, потому что это был его родной город, который кто-то посмел осквернить таким жутким злодеянием.
Пока Малага занимался местом преступления, он время от времени бормотал какие-то неразборчивые замечания фотографу, который, послушно исполняя указания, делал все больше снимков. В какой-то момент он установил камеру на штатив, наклонил его над трупом и сфотографировал тело с этого ракурса.
— Я закончил, — наконец, сказал фотограф, отступая.
