По утрам за завтраком Джорри читает некрологи во всех трех газетах. Иногда они ее смешат, но, насколько помнит Тин, она еще ни разу над ними не плакала. Она не из тех, у кого глаза на мокром месте.
Джорри отмечает крестиком покойников, заслуживающих интереса, – двумя, если собирается идти на похороны – и протягивает газеты через стол Тину. Она получает настоящие, бумажные газеты – их приносят и кладут прямо на порог таунхауса. Джорри утверждает, что интернет-версии газет скупятся и печатают не все некрологи.
– О, еще одна. «Ее будет не хватать всем, кто ее знал». Вот еще! Я работала с ней над рекламной кампанией «Сплендиды». Она была больная на голову стерва, – таков типичный комментарий Джорри к очередному некрологу. – Или: «Мирно скончался дома от естественных причин». Как же! Готова спорить, что это передоз.
Или:
– Ну наконец-то! Шаловливые Ручонки! Он пытался меня лапать на корпоративном ужине в восьмидесятых, при том что его жена сидела рядом. Он наверняка так проспиртовался, что его даже бальзамировать не придется.
Сам Тин ни за что не пошел бы на похороны неприятного ему человека – разве что поддержать кого-нибудь безутешного. Те годы, когда СПИД только появился, были адом – все равно что эпидемия «черной смерти»: похороны идут косяком, общее онемение, остекленелые глаза, невозможно поверить, комплекс вины у выживших, дефицит носовых платков. Но для Джорри ненависть, наоборот, служит стимулом. Она желает плясать чечетку на могилах; но лишь фигурально, поскольку ни она, ни Тин уже не годятся в плясуны. Он, впрочем, неплохо танцевал рок-н-ролл – давно, еще в школе.
Джорри никогда особенно не умела танцевать, но выезжала на энтузиазме. Неуклюжая, ногастая, как жеребенок-стригунок, она металась из стороны в сторону, мотая расплетшейся гривой волос. Но их компашка считала, что это круто, когда Тин и Джорри вдвоем зажигают на танцполе, ведь они близнецы. Тину удавалось создать впечатление, что Джорри на самом деле неплохо танцует – он с самого детства старался, насколько мог, защищать сестру от последствий ее собственного безрассудства. Кроме того, под предлогом танца с Джорри он мог отвертеться от притязаний очередной царицы бала, с которой в это время вроде бы гулял. Ему было из кого выбирать, и он слыл отменным сердцеедом. Это его устраивало.
Его всегда удивляла собственная популярность у красоток-ровесниц. Впрочем, если вдуматься, ничего удивительного: он умел сочувственно слушать, был всегда готов подставить жилетку, никогда не пытался раздевать девушек насильно, припарковав машину, хотя и проделывал положенное количество обжиманий после танцев – пусть не думают, что у него воняет изо рта. Если девушка самоотверженно предлагала пойти дальше – расстегнуть лифчик, скрывающий острые грудки, стащить эластичный пояс для чулок, – Мартин вежливо отказывался.
