Ухо, горло, нож. Монолог одной вагины | страница 44
— Тебе холодно. Ты рассеянно смотришь на шествие масок, колонну грузовиков и все остальное говно…
— Да, — сказала Элла.
— Борис в Далмации, у своих. Тебе холодно, но домой, в пустую квартиру, идти не хочется. Диджеи орут: «Супееер, супееер, дорогие слушатели!»
— Да, — сказала Элла.
— У тебя в гимназии была несостоявшаяся любовь? Большая любовь? Твоя мечта?
— Нет, — сказала Элла.
— Ну, тебе в старших классах нравился кто-нибудь из школы? Хоть когда-нибудь? Может, из какой-то другой школы?
— Нет, — сказала Элла.
— Ну хоть один раз, хоть раз, хоть раз, мать твою, тебе кто-нибудь нравился?
— Да, — сказала Элла.
— Хорошо, — сказала я, — супер. Ты стоишь там, в демисезонном пальто, тебе холодно, вокруг толпа. Тебе даже не протолкаться до автобуса. А машину взял Борис.
— Да, — сказала Элла.
— Вдруг в этой толпе этот, твой, дотрагивается до твоего плеча. Ты вздрагиваешь, оборачиваешься и видишь… Какие у него глаза, у твоего?
— Карие, — сказала Элла.
— Значит, ты видишь карие глаза и говоришь, неважно, что говоришь, это мы пропустим, а то мне уже начало действовать на нервы, а он тебе говорит «пойдем» и берет тебя за руку, ну, ты бы с ним пошла?
— Да, — сказала Элла.
— Вот видишь, — сказала я, и мне стало немного легче.
Элла сняла очки.
— Он приводит тебя к своей машине, машина у него какая?
— Стоядин, — сказала Элла.
— Ладно, вы сидите в машине, тип запускает какую-нибудь кассету, ты музыку любишь, какую кассету?
— «Квин», — сказала Элла.
— ОК. «Квин». Их я знаю. И пока покойный пидор Фредди и толстуха Монтсеррат орут «Барселооооонааа…», он тебя вылизывает. Когда покойник опять заводит «Барселооонааа», ты ему отсасываешь. Неужели это что-то совершенно невероятное?
— Нет, — сказала Элла.
— ОК, — сказала я. — Тогда прости и забудь.
В этой кофейне к чаю подают еще и маленькие пирожные в форме сердца. Я сунула в рот это пирожное. Пока оно там у меня таяло и Элла уверенными движениями закуривала сигарету, а глаза у нее были похожи на две темно-коричневые маслины в прозрачном оливковом масле, я спросила:
— А кстати, кто он, этот тип, который тебе нравится?
— Кики, — сказал Элла.
Да. Вы правы. Хотя вы ничего и не сказали. Крайне глупо пердеть во все стороны и что-то рекомендовать. Но вы меня плохо знаете. Вы, должно быть, думаете, что я просто охуела, когда услышала, что Элла мечтает, чтобы язык Кики оказался у нее между ног. Вовсе нет. Мне было очень приятно. Потому что я знаю, что Кики никогда, никогда, никогда не дотронулся бы до плеча Эллы. Кики никогда не потянулся бы языком к ее пизде. Я это точно знаю. Но если вдруг когда-нибудь, когда угодно, когда бы то ни было, один раз он что-то там и вылижет… Короче, вы меня понимаете. Так вот, если… Я вам вот что скажу. Я бы на это закрыла глаза. Если кого-нибудь любишь, то тебе должно быть приятно, если с твоим любимым происходит что-то хорошее. Люди, ведь жизнь так коротка. И если хочется вылизать чью-то пизду, ну вылижи ты ее! Чтобы потом годами не сокрушаться, что не вытер тогда рот рукавом футболки. Нет, я не мать Тереза. Нет, если бы мой Кики мне изменил, я бы не стала топором отрубать ему член. У вас просто не все дома.