Ухо, горло, нож. Монолог одной вагины | страница 15
— Тонка, я не хочу, чтобы у меня появились проблемы из-за тебя.
Сербское говно! Я вдруг из «госпожи Тонки» стала для него просто «Тонкой». Мы переселились к Элле. Я боялась, что меня прирежут, если я останусь дома. Я каждый вечер баррикадировала входную дверь старым бойлером и еще придвигала большой стол. Кики был против этого.
— Не превращайся в шизофреничку.
Я ночи напролет вслушивалась в шаги на лестничной клетке.
— Я не хочу, чтобы они застали меня врасплох. Я буду сопротивляться! Я не хочу погибать покорно, как погибали эти глупые евреи!
— Запомни, — сказал Кики, — ты никакая, к чертовой матери, не Анна Франк. Да им насрать на тебя. Ты для них ничего не значишь! Если бы они захотели прирезать всех тех, кого сербы переебли по всей Хорватии, в этой стране не осталось бы женщин.
Это прозвучало довольно грубо. И это неправда. Поганый лжец! Я что-то не знаю женщин вроде меня. Или матерей вроде моей старухи. Послушать Кики, так получается, что почти все хорватки просто сербские подстилки. А это не так. ОК. Я не хочу сказать, что моя старуха шлюха или сербская подстилка. Но этого Живко я ей простить не могу. Не могу и не прощу. В те годы, только не спрашивайте, в какие именно, я в истории не ориентируюсь, я по телефонному справочнику начала названивать всем Бабичам на Корчулу. «Алло, я Тонка, Тонка Бабич с Корчулы… Я не знаю своего отца, ищу родственников… Если можете…» На том конце всегда бросали трубку. Корчула была тогда окружена военными кораблями. Да и в моем окне они тоже маячили. Им, Бабичам с Корчулы, плевать было на какую-то Тонку Бабич, по голосу которой сразу было ясно, что она не с их острова. По ночам я не спала. А днем вместе с другими участниками «кольца любви»