Епископ попытался призвать людей к порядку, да куда там... Народ стал шуметь пуще прежнего. То один, то другой, ораторы взбирались на высокий помост, пытаясь донести свою правду до людских ушей.
Князь только усмехался в седую бороду. Князь Даниил все правильно рассчитал.
Враги устроили "ворох", с которого пороки бросали тяжелые камни. Один такой, разрушивший корчму, привезли на княжеское подворье. Вчетвером еле подняли сей камень. Для каменных стен детинца пороки не страшны, да и для слома деревянных укреплений града они бесполезны. Разве что башни разметать...но то дело не быстрое. Но Даниил измыслил пакость - камни стали метать через стену. Черниговцам такие методы войны оказались не по нраву. В итоге собрали Вече.
Тем временем на помост взобрался дородный корчемник, пострадавший от обстрела.
-- Я Игнат Моисеев сын, -- представился он. -- Все вы меня знаете.
-- Знаем. Знаем, -- дружно ответила толпа криками, но что-то в интонациях не понравилось князю.
Он навострил уши. Слишком уж активно и дружно кричала толпа, словно кто-то дирижировал ей. Знать бы кто?
-- Я уже много лет держу корчму, -- продолжал тем временем корчемник. -- И никогда не обманывал честной народ.
Тут кто-то рассмеялся, но на него недовольно зашикали окружающие и весельчак, стушевавшись, быстро растворился в толпе.
-- Ежели, кому и попадало от меня, -- пробасил корчемник, -- то уж не гневайтесь. Порядок есть порядок -- он низко поклонился народу.
-- Знаем твою руку! -- закричали в толпе, вызвав всеобщий хохот.
Князь улыбнулся. Он помнил Игната еще славным воем. Когда еще был молод, полон сил и был безрассудно смел. В одной небольшой усобице, Игнат сильно пострадал. Половецкая сабля смахнула пальцы на левой руке, а стрела на сквозь пронзила стегно. Гридень чудом остался жив. Князь отсыпал серебра увечному и отпустил с миром. Игнат решил открыть корчму и, община дала на то согласие. Деньги у него водились. Отец оставил серебра довольно, да сам Игнат скопил сколько мог. Дело его процветало.
-- И вот теперь я нищ, как церковная мышь, -- неожиданно заявил он.
Князь покосился на епископа. Порфирий только лишь усмехнулся недобро.
-- Жили у меня купцы иноземные, -- стал плакаться корчемник. -- С разных земель.
-- Ты дело говори, -- выкрикнули из толпы.
-- Вот я и говорю, жили у меня купцы, а теперь съехали! -- сказал он, ударив шапкой оземь. -- Нету у меня корчмы более. Нету, -- и по бабьи запричитал, кулаком вытирая слезу, -- Как жить? По миру пустили... сиротинушку...
