Александр Петрович довел нас до высокой дубовой двери без единого указателя, почтительно кивнул в знак прощания и быстренько ретировался.
— Идемте, Женя, — позвал Митя. — Попробуем договориться об интервью прямо сейчас. А если не получится, выберете другое удобное время. — С этими словами он толкнул дверь и чуть посторонился, предоставляя мне возможность войти первой.
Сказать по правде, я не имела ни малейшего представления о том, что говорить и как вести себя с господином Графченко, которого родной сын отрекомендовал как интроверта и человека с тяжелым характером. Какими силами заставить такого человека сыграть партейку-другую в покер с моими товарищами — об этом и вовсе не хотелось думать. В надежде на вечное русское «авось» я переступила порог и оказалась в небольшом кабинете. Кроме пары тесно сдвинутых кресел под старину и стеллажа до самого потолка, заставленного книгами, здесь имелся только широкий письменный стол. За столом сидела чопорная дама лет сорока с замысловатой прической на голове. Она тыкала наманикюренным пальцем в лист бумаги:
— Слишком высокий райдер. Столичные певцы совсем с ума сошли, — услышала я обрывок ее фразы, обращенной к мужчине, который стоял рядом с ней.
При нашем появлении дама тут же вскинула голову. Обернулся и мужчина. Не по годам статный, седой, он глянул на нас поверх приспущенных на нос очков. Несколько секунд он пристально изучал то меня, то моего спутника и наконец, не глядя на свою собеседницу, велел:
— Лариса, сходи в отдел кадров. Нужно проверить отпускные ведомости.
Без единого возражения эффектная дама мгновенно удалилась. Как только за ней закрылась дверь, Леонид Графченко приблизился к нам.
— Здравствуй… — обратился он к сыну и, чуть помедлив, добавил: — Дмитрий.
— Здравствуй, отец, — улыбнулся тот.
Я украдкой принялась рассматривать пожилого предпринимателя. Да уж, облапошить такого будет со-о-овсем непросто! Все, чем природа в избытке одарила его сына, у Графченко-старшего отсутствовало напрочь. И если у первого было простодушное круглое лицо, с которого почти никогда не сходила улыбка, то черты второго выглядели аристократически утонченными, а вместо улыбки он только сосредоточенно поджимал бледные губы. Митя смотрел на всех прямо и открыто своими круглыми карими глазами, а его отец хмурил брови и бросал пронизывающий взгляд на собеседника. Сын много говорил и часто и размашисто жестикулировал, тогда как отец был скуп на слова и движения. Излишне словоохотливый, круглолицый и круглоглазый и в целом простоватый Митя сразу располагал к себе, а отец, с его правильными, словно по линеечке выверенными чертами лица, производил отталкивающее впечатление.
